Я, не колеблясь, протягиваю ему нож. Он отрезает ветку с какого-то дерева и протягивает мне ее большую часть.
— Высоси воду из ветки и прополощи ею рот.
Я пью и умываюсь этим странным способом. Светает. Шагая по труднопроходимой болотистой местности, мы где-то в середине дня подошли к лагерю Инини.
На тропе, ведущей к лагерю — оживленное движение.
— Возьми, Жан. Вот пятьсот франков и твое ружье (ружье я предварительно разрядил). У меня нож и кинжал. Ты можешь идти. Спасибо. Бог воздаст тебе за помощь, которую ты оказал несчастному, возвращающемуся к жизни. Ты был мне предан. Спасибо. Надеюсь, когда ты будешь рассказывать об этом случае своим детям, ты сможешь сказать: «Этот заключенный хороший парень, и я не жалею о том, что помог ему».
— Господин Бабочка, теперь поздно, я все равно не смогу идти. Оставь ружье себе, я пробуду с тобой до завтрашнего утра. Я хочу — если ты не возражаешь — задержать китайца, который позовет Квик-Квика. Меня он испугается меньше, чем белого беглеца. Позволь мне выйти на тропу. Ни один тюремщик, который встретит меня, не сочтет мое пребывание здесь необычным. Скажу ему, что собираю листья для компании «Симфорин» из Кайенны. Положись на меня.
— Если так, то возьми ружье, они удивятся при виде невооруженного человека в зарослях.
— Верно.
Жан выходит на тропу. Я должен тихо свистнуть, когда появится китаец, который мне понравится.
— Здравствуйте, мосье, — говорит Жану старый китаец с банановым стволом на плече. Я свищу, так как вежливый китаец, первым приветствовавший Жана, мне понравился.
— Здравствуй, Синь. Постой, я хочу с тобой поговорить.
— Что хотеть мосье? — и он останавливается.
Они разговаривают минут пять, и затем Жан вводит старика в заросли. Они подходят ко мне, и старик протягивает мне руку:
— Ты бежал?
— Да.
— Откуда?
— С Чертова острова.
— Хорошо, — он смеется и смотрит на меня своими раскосыми глазами. — Хорошо. Как ты звать?
— Бабочка.
— Я не знать.
— Я друг Чанга. Чанг Ва-Кина, брата Квик-Квика.
— А! Хорошо! — он снова протягивает мне руку. — Что ты хотеть?
— Сообщить Квик-Квику, что я здесь.
— Невозможно.
— Почему?
— Квик-Квик украл шестьдесят уток у начальника лагеря. Начальник хотеть убить Квик-Квика. Квик- Квик убежал.
— Когда?
— Два месяца.
— Вышел в море?
— Не знаю. Я идти в лагерь, говорить с другой китаец, хороший друг Квик-Квика. Он решить. Ты не двигаться отсюда. Я вернуться ночью.
— В какое время?
— Не знаю. Но я вернуться, принести еду для тебя. Сигареты. Ты не разводить огонь. Я свистеть «Ля Маделон». Ты слышать, ты выйти на дорогу, понял?
— Понял.
Он уходит.
— Что ты об этом думаешь, Жан?
— Ничего пока не потеряно. Если хочешь, вернемся в Коуроу, я достану тебе шлюпку, снаряжение и парус, и ты сможешь выйти в море.
— Жан, я не могу выйти один. Спасибо за предложение. Оставим его на крайний случай.
Китаец оставил нам большой кусок финиковой капусты, которая по вкусу напоминает кокос.
— Бабочка, свистят «Маделон», — говорит мне Жан.
— Который час?
— Не слишком поздно. Девять, пожалуй.
Мы выходим на тропу. Непроглядная тьма. Свист приближается, я отвечаю. Мы уже очень близки, я чувствую рядом с собой человека, но не вижу его. Их трое, каждый касается меня.
— Присядем на обочину дороги, — говорит один из них на безукоризненном французском, — нас не увидят. Сначала поешь, а потом поговорим.
Мы с Жаном съедаем по тарелке очень горячего овощного супа. Это нас согревает, и мы решаем оставить остальную пищу на более поздний час. Пьем отличный горячий чай, подслащенный и с привкусом мяты.
— Ты друг Чанга?
— Да, он предложил мне разыскать Квик-Квика и вместе с ним бежать. Я уже бежал раз очень далеко, в Колумбию. Я моряк, и потому Чанг хотел, чтобы я взял с собой его брата. Он на меня полагается.
— Очень хорошо. Какие татуировки у Чанга?
— Дракон на груди и три точки на левой руке. Он сказал, что это три точки — знак того, что он был одним из предводителей восстания в Пуло Конодор. Его друг тоже предводитель восстания. Это безрукий Бан-Ху.
— Это я, — говорит китаец, знающий французский. — Ты друг Чанга, а, значит, и наш друг. Теперь слушай. Квик-Квик не может выйти в море, так как он не умеет управлять лодкой. Он скрывается в зарослях, в десяти километрах отсюда. Мои друзья продают уголь, который он готовит, и дают ему деньги. Когда он накопит их в достаточном количестве, он купит лодку, а потом найдет кого-нибудь, кто согласится бежать с ним. К острову, где он находится, никто не может подойти, так как он окружен топкими болотами. Всякий, кто пытается пробраться туда, не будучи знаком с этими местами, тонет. Днем я поведу тебя к Квик-Квику.
Мы сходим на обочину, так как луна светит очень ярко, и человека можно ясно различить на расстоянии пятидесяти метров. У деревянного моста он говорит мне:
— Спустись под мост и переспи здесь, а я приду за тобой завтра утром.
Мы пожимаем друг другу руки, и они уходят. Они идут, не скрываясь. Если их остановят, они скажут, что проверяли западни, расставленные днем.
Жан говорит мне:
— Бабочка, не спи здесь. Переспи в зарослях. Здесь буду спать я. Когда он придет, я тебя позову.
Ван-Ху возвращается еще до рассвета. Мы быстро идем с ним по тропе минут сорок и входим в заросли.
— Прощай, Жан. Спасибо и будь здоров. Да благословит Бог тебя и всю твою семью.
Я настаиваю на том, чтобы он взял пятьсот франков. На случай, если встреча с Квик-Квиком ни к чему не приведет, он объясняет мне, как подойти к его деревне, обогнуть ее и добраться до тропинки, на которой мы встретились. По этой тропинке он проходит дважды в неделю. Я пожимаю руку этому благородному негру, и он отправляется в путь.
Квик-Квик
