переворот — намеки были настолько прозрачны, что только тугой на ухо мог их не услышать. Один из них заорал, обращаясь к Делоффру: «Пьер! Сегодня кошмар наконец закончится! Мужество и достоинство, друг! Наш Отец Медина должен вернуться!»
Большей глупости невозможно было предположить. Чтобы нас взять, потребуется меньше времени, чем очистить лимон. Я вскочил в бешенстве — в машине было три бомбы: две — в багажнике и еще одна — на заднем сиденье, прикрытая ковриком.
— Ну и хороши же эти ваши друзья! Путчисты фиговые! Если все такие, нам не о чем беспокоиться — можно прямо отправляться в тюрьму.
Делоффр как ни в чем не бывало рассмеялся и сохранял спокойствие, будто собирался на бал; он восхищался собой в форме полковника и не переставал любоваться своим отражением в стекле.
— Не беспокойся, Папийон. В любом случае мы не станем никому всерьез вредить. Ты же знаешь, в этих газовых бутылках не что иное, как порох. Только чтобы наделать шуму, вот и все.
— А какова же цель этого вашего «шума»?
— Только, чтобы дать сигнал тем, кто законспирирован в городе. И все. Никакой крови или жестокости, как видите, — мы никому не хотим причинить вреда. Только настаиваем на том, чтобы они убирались, и все.
О'кей! В любом случае, нравилось мне это или нет, я уже был в этом деле по уши: тем хуже для меня. Но дрожать от страха или кусать локти — не по мне; все, что мне оставалось теперь делать, — это ждать назначенного времени.
Я отказался от портвейна Делоффра — это единственное, что он пил, не менее двух бутылок в день. А он опрокинул несколько рюмок.
Мушкетеры прибыли в «штабной» машине, «закамуфлированной» под кран. Предполагалось использовать ее для того, чтобы вывезти два сейфа: один — принадлежащий авиакомпании, другой — тюрьме Модело. Один из начальников тюрьмы или, может быть, начальник гарнизона был в заговоре. Я должен был получить половину содержимого и настоял на том, чтобы быть рядом, когда будет взят тюремный сейф. Они согласились. Это было бы приятной местью всем тюрьмам в мире, как раз мне по сердцу.
Посыльный привез последние приказы: не арестовывать врагов и дать им возможность покинуть страну. Карлотта, гражданский аэропорт в самом центре города, был уже расчищен для того, чтобы члены правительства и их ближайшие подчиненные смогли убраться на легких самолетах без промедления.
И тогда я узнал, где должна взорваться первая бомба. Да, да, да… Делоффр определенно обладал даром артистизма и все подчинял своему стилю. Итак, первая бомба должна была взорваться перед президентским дворцом в Ми-рафлоресе. Другая — грохнуть на востоке, и третья — на западе Каракаса, чтобы создать впечатление, что повсюду действуют.
Большие деревянные ворота на самом деле не были официальным входом во дворец. Это был черный ход; им пользовались военные грузовики, и этим же путем большие шишки, а иногда и сам президент могли войти и выйти, оставшись незамеченными.
Мы сверили часы. Все должны быть у деревянных ворот без трех минут два. Кто-то изнутри откроет их только на две секунды, но этого достаточно для того, чтобы водитель мог устроить шум с помощью маленькой детской игрушки, имитирующей жабу. Именно таким образом они узнают, что мы прибыли. С какой целью это делалось? Я не имел об этом представления, и никто ничего мне не сказал. Были ли охранники президента Гальегоса в заговоре и возьмут ли они его под стражу? Или они будут сразу же выведены из игры другими заговорщиками, которые уже находятся внутри? Повторяю — я ничего не знал об этом.
Одно было решено окончательно: точно в два часа я должен зажечь шнур, ведущий к детонатору бутылки, которую буду держать между ног, а потом выбросить ее за дверь так, чтобы она покатилась к воротам дворца. Шнур горит ровно одну минуту тридцать секунд. Итак, я должен был зажечь его своей сигарой, правой ногой открыть дверь и, отсчитав тридцать секунд, бросить бутылку. Мы рассчитали, что, вращаясь, шнур будет гореть быстрее, и останется только сорок секунд до взрыва. Хотя в бутылке не было ни кусочка железа, все же ее осколки могли быть очень опасны, и потому исчезнуть надо мгновенно. Это уж забота Виктора, шофера.
Я убедил Делоффра, что если рядом окажется солдат или полицейский, то он в своей форме полковника должен приказать ему бежать до угла улицы. Он пообещал сделать это.
Без всяких затруднений мы оказались у ворот ровно без трех минут два. Ехали по противоположной стороне. Ни часовых, ни полицейских. Все шло прекрасно. Без двух минут два… Без одной минуты… Два часа.
Ворота не открылись.
В напряжении я сказал Делоффру:
— Пьер, два часа!
— Я знаю. У меня тоже есть часы.
— Странно…
— Не понимаю, что происходит. Давайте подождем еще пять минут.
— О'кей.
Две минуты третьего… Ворота распахнулись, выбежали солдаты и заняли позиции, с оружием наготове. Стало совершенно ясно — нас предали.
— Пошевеливайся, Пьер. Нас предали!
Казалось, Делоффр был в замешательстве и вообще не понимал, что происходит.
— Не говори ерунды. Они на нашей стороне.
Я вытащил свой револьвер сорок пятого калибра и приставил его к шее Виктора со словами:
— Поезжай, или я убью тебя! Но он и бровью не повел.
