— Никуда ты возвращаться не будешь, — твердо заявил князь, глядя мне в глаза.
Потом прижал к своей широкой груди и проникновенно добавил:
— Мне ничуть не жаль этого золота, а за то, чтоб ты всегда была со мной и никуда больше не пыталась от меня вырваться, я готов заплатить в сто раз больше, чем стоит это золото. В тысячу раз больше! Только оставайся всегда здесь и не плачь по пустякам.
— А, так ты специально заморочил мне голову с этим золотом! — поняла я наконец. — Отвлек внимание? Переключил на другое? Ну так не выйдет! Я обязательно пойду туда опять, чтобы вернуть эту чертову торбу!
В этих словах не было никакой логики, наверное, так про-являлась незавершившаяся истерика, но Михаил даже и не собирался их слушать. А тем более отпускать меня куда-то снова. Он просто поднял мое трепетное тело на руки и, мягко покачивая, почти баюкая, понес к парадной лестнице теремов.
— А знаешь, — сообщила я Михаилу, когда мы лежали посреди подушек и смятых простыней, тихо отдыхая, — мне все-таки надо бы туда вернуться. По крайней мере еще один раз. Хотя бы для того, чтобы забрать нашу торбу с золотом.
— Далось тебе это золото! — засмеялся он. — Пусть себе лежит, где лежит.
— Это ты так считаешь. А вот наша челядь думает иначе. Я-то знаю, о чем они думают. Я ведь только в одной голове не могу прочесть мыслей. — И я прикоснулась губами к его высокому лбу. — А думы всех остальных передо мной как на ладони!
— И что ж они такого думают? — заинтересовался Михаил.
— Основная версия — что я столкнулась там с неким чудовищем (наподобие дракона), которое отобрало у меня золото и вытолкало вон. Не очень-то подходящая версия для властительной княгини, победительницы лесной нечисти, освободительницы антов и совершительницы прочих подвигов, а?
— Натальюшка, моя милая, любимая, ты все еще живешь понятиями своего мира, — ласково целуя мне пальчики, промолвил Михаил. Ну какое значение, скажи на милость, имеет мнение твоих антов? Твоих, преданных тебе душой и телом — что бы там ни случилось, сколь бы раз ты ни отдала золото каким угодно неведомым чудовищам?
— Добавь к антам голутвенных дружинников. Они тоже участвуют в пересудах относительно моей сегодняшней кон-фузии.
— А хоть бы и голутвенные! Они дали тебе клятву, крест на верность целовали…
— Или тебе.
— Или мне. Что одно и то же. Разве мы не муж и жена — одна сатана? — игриво сверкнул очами мой супруг, мягко, но настойчиво привлекая меня к себе.
Я не стала сопротивляться, но, уютно устроившись в его объятиях, все-таки сказала:
— Наверно, ты прав. Нечего беспокоиться о мнении челяди. Но тогда оказывается, что все проще, — я сама хочу еще раз побывать там, в этом странном мире, куда попала вместо моей родной Земли. Почему я там оказалась? Что во мне изменилось так сильно, что калитка открылась не домой, а совсем в другую сторону? Может, отгадка содержится как раз в том мерзком мире? Вот и схожу, посмотрю.
— Бога ради, — встревожился Михаил, — Зачем это тебе? Ты же рассказывала, что там во все стороны расстилается мертвая пустыня. Что в ней тебе делать?
— Просто природное любопытство, наверно, — пожала я голым плечиком. — Разве ты не знаешь, что твоя женушка до крайности любопытна?
— Знаю, — с тяжелым вздохом признал мой супруг. — И еще знаю, что раз ты решила туда отправиться снова, то тут уж ничего не попишешь — остается только смириться…
— Ах ты, смирение мое ходячее! — накинулась я на него, барабаня кулачками по могучей груди.
— В настоящую пору — лежачее, — смеясь, ухватил он меня за запястья, останавливая мои хиленькие шлепки. — Но сейчас как поднимусь!..
На сей раз место Варьки в свите провожающих занял Ни-кодим — мой славный воевода правой руки. Ввиду опасности экспедиции. Хотя чем он мог бы помочь мне с этой стороны калитки, из своего мира — это он и сам не смог бы объяснить, если б спросили.
Но я не спрашивала. Я приняла заботу воеводы как должное. Тем более что ничего особенного в том мире я делать не собиралась: забрать оброненную торбу, еще раз осмотреться — и назад.
— Может быть, подождем до утра? — озабоченно спросил Михаил, шедший рядом. — Смотри — уже темнеет.
— Это у нас темнеет, — возразила я. — А что там — не знаю. Может, полдень. Да не беспокойся так. Я же всего на минутку. А хочешь, — я усмехнулась, — ты меня за руку будешь держать. Чтобы никому не страшно было?
— Как это? — Михаил даже остановился в изумлении.
— Да очень просто. Я — вся — перейду через границу между мирами, а руку выставлю сюда. И ты за нее будешь меня держать. Все время ощущая теплоту моих чувств.
— А так можно? — заинтересовался супруг. Видно было, что идея ему понравилась.
— Не знаю. Давай попробуем — вдруг получится?
У самой стены я вручила ему свою руку и осторожно погрузилась в другой мир.
Впрочем, очень ненадолго. Я и шагнуть-то туда толком не успела, как была резко выдернута обратно. Рывок Михаила, как клещами сдавившего мою ладонь, едва не вывернул руку. Я взвыла от боли, но уже здесь, на этой стороне. В объятиях любящего супруга.
— Ты чего? — поразилась я.
— Испугался, — виновато промямлил он. — Твои пальцы вдруг стали холодными как лед и твердыми как камень, в который ты входила. Вот я и…
— Холодными и твердыми? — повторила я, озадаченно оглядываясь.
Неожиданный маневр князя не прошел незамеченным: Ни-кодим замер с обнаженным мечом на изготовку, готовый отразить любой удар неведомого врага, и даже у мирного анта
Ануфрия в руках невесть откуда взялась какая-то палка, которой он успел замахнуться в сторону каменной кладки.
— А теперь как — оттаяли пальцы? — поинтересовалась я у Михаила, все еще крепко держащего меня за руку.
— Теперь — да… — Он еще раз, проверяя, погладил мою ладонь. — Но ведь были же как камень… Не могло мне это почудиться!
Я забрала у него руку, пошевелила пальцами. Пальцы как пальцы. Мягкие, теплые. Никаких необычных ощущений не наблюдалось.
— Давай попробуем еще раз. Держи мою ладонь. И если опять почувствуешь изменения — дерни за руку. Но только не так сильно, как только что. Просто дай знать.
Михаил покорно взял протянутую руку. Я повернулась, но едва ступила на невидимую черту границы между мирами, как почувствовала, как он неуверенно тряхнул руку.
— Ну что такое, я же только шагнула в калитку, — недовольно забурчала я.
Михаил поднял мою ладонь, как главное доказательство.
Она и впрямь выглядела необычно. Отливала в сгущающихся сумерках нездоровым ртутным блеском, который покрывал пальцы лаковой пленкой и тянулся дальше — по локтю и выше.
— Да я ведь вся такая! — охнула я, оглядывая себя с головы до ног.
Мертвенное ртутное мерцание покрывало весь брючный костюм, включая и походные кожаные сапожки. Исключение составлял только локоть правой руки, еще погруженный в стену и находящийся за пределами видимости.
Но, возможно, и он такой же?
Я отступила на шаг, вытаскивая локоть из иного мира. И наваждение кончилось. Блеск исчез — как его и не было.
— О! — только и сказал Михаил. А я почувствовала, что мою ладонь жадно мнут его осторожные теплые пальцы.
