— Хм, — задумчиво сообщила я.
И вновь шагнула к невидимой черте между мирами. Ртутная пленка по всей видимой поверхности засеребрилась вновь. Я отступила — все исчезло.
Я вопросительно взглянула на Михаила и предположила: — Мир, располагающийся по ту сторону границы, обволакивает меня, стоит только к нему прикоснуться?
— Какой, однако, жадный мир, — покачал головой мои князь. — Стоит ли ему давать такую возможность?
— А вот мы поглядим! — сказала я, быстро вырвала у него свою руку и шагнула в стену парка.
Негодующий возглас супруга смолк, едва успев коснуться моих ушей. И наступила тишина.
Светло-серая тишина с голубоватым отливом.
Я стояла на том же месте, что и в прошлый раз, но, кажется, тут наступил день. Бледное меланхоличное солнце дарило свой рассеянно-блеклый свет бугристой пустыне, расстилающейся вокруг. Его большой, четко очерченный круг, висевший прямо над головой, глаз не слепил и был покрыт какими-то темными, несвежими пятнами. Впрочем, его сияния вполне хватило мне, чтобы сразу увидеть свою торбу, сиротливо валяющуюся в каком-то полуметре от носков моих сапог. Каковые мерцали уже знакомым мне ртутным блеском.
Ага, значит, не этот мир меня обволакивал, а тот!
— Хм, — пробурчала я.
А не хватит ли мистики про обволакивающие миры? Вот ведь им, мирам, больше делать нечего, кроме как меня обволакивать! Наверняка все гораздо проще, и стоит лишь напрячь мозги…
Но вот как раз этого мне сделать и не удалось. Едва я склонилась, чтобы поднять торбу, за которой пришла, как вокруг началось движение. Призрачные тени, как струйки дыма, стали подниматься со всех сторон.
Сначала — лениво и как-то неуверенно, потом все быстрее. И вот я уже стою в окружении целого леса колеблющихся и меняющих форму созданий. Я разглядываю их, а они — меня. При том, что ни глаз, ни даже голов у них не обнаруживается. Как и ног. Но это не мешает им постепенно и неотвратимо стягивать вокруг меня кольцо окружения. Они полупрозрачны, но их так много, что до этого четкий горизонт размывается, а потом и вовсе теряется, закрытый волнующимся маревом дымчатых существ.
Какой может быть вред от почти бестелесных созданий? Но их обилие, а главное, неотвратимое движение вперед, ко мне, начинает действовать на нервы.
— Кыш! — говорю я.
И взмахиваю левой рукой, свободной от торбы, отгоняя их. Но для них это мое движение — как сигнал к атаке.
Первая их волна окатывает меня сразу со всех сторон. Кольцо вокруг меня смыкается — и тут же распадается. Я не слышу визга, но, кажется, они должны визжать как ошпаренные.
Ртутный блеск, покрывающий меня, на мгновение смазывается, в некоторых местах даже исчезает совсем — например, на предплечье руки, которой я так неосторожно махнула. Ткань куртки при этом совсем не пострадала, но я чувствую в этом месте такое жжение, будто стая комаров одновременно впилась в кожу своими хоботками.
Впрочем, как только дыра в серебристой пленке затягивается, все неприятные ощущения исчезают.
Да только на смену первой волне существ-дымков идет вторая, еще более плотная. Она окутывает меня туманным мороком. Она такая плотная, что первый ряд существ, ошпаренных моим ртутным блеском, даже не может отступить — некуда. Он просто бессильно сползает вниз, под ноги, затягивая рытвины грязно-сиреневым мутным пологом.
А на его место выдвигаются новые призрачные струи. Они льнут ко мне, обволакивая, лишая сознания, истончая покрывающий меня ртутный блеск до полной невидимости — и он не успевает восстанавливаться, и клубы тумана, в котором уже запутались меланхоличные лучи здешнего светила, все плотнее. И я кричу, я зову Михаила, руку которого так самонадеянно отпустила, и валюсь в беспамятство.
К счастью, как выясняется, я валюсь навзничь, спиной прямо в калитку между мирами. И крик мой уже оказывается на этой стороне, а я сама — в крепких руках мужа, который и вытаскивает меня в благословенный сумрак наступающей ароматной парковой ночи.
Я прихожу в себя уже в собственной опочивальне. И первое, что вижу, — яркие звезды за окном.
Слава богу, значит, я выбралась! Потому что в том сумасшедшем мире, куда я теперь могу попасть вместо родной Земли, звезд не наблюдалось. Ни вокруг маленького красного светила, ни вокруг большого пятнисто-серого.
Потом я вижу силуэт Михаила на фоне звездного неба. Чувствую его руку, стискивающую мою ладонь. И считаю необходимым заметить: — Ну теперь-то держать меня не надо. С кровати я никуда не убегу.
Слышу тихий смех князя, он наклоняется ко мне, и его шепот шевелит мои волосы: — А я тебе и не позволю это сделать…
Вот все-таки муж мне достался — не муж, а чистое золото! Другой бы давно прибил такую самовольную жену, а мой супруг даже не потерял чувства юмора.
Я пытаюсь обнять свое сокровище, но — кстати о золоте! — правая рука моя до сих пор отягощена тяжеленной торбой, которую я вернула-таки во время своей второй лихой экспедиции.
— У-у, проклятое! — бормочу я, пытаясь побыстрее распутать узлы веревок, намотавшихся на ладонь. — Не зря говорят, что золото — причина всех бед людских!
Михаил забирает у меня торбу, опускает вниз, на пол, и сообщает: — У нас гость.
Это еще что за новости? Не хочу я никаких гостей.
Но возмущаться бессмысленно, и я только уточняю: — Кто такой?
— Твой знакомец по Вышеграду — турский князь Карпищев.
— А, этот толстяк Володимир…
— Добавь еще — и пьяница. А уж женолюб! Но сейчас он очень занят. Выслушивает рассказ о твоих новых подвигах.
Да, теперь я и сама слышала. Судя по ощущениям князя турского, его седалище располагалось на простой жесткой лавке, а локти опирались на непокрытый деревянный стол. Где же это он? Похоже, в нашей гриднице. Слушает, набычась, раскрасневшегося Никодима, который восторженно повествует о будто бы случившейся в иных мирах моей битве с чудовищами, тщившимися, да не смогшими отвоевать даже малую толику моих богатств.
Князь Карпищев напряженно размышлял: верить или не верить? С одной стороны, больно уж все сказочно… А с другой — про эту девку еще и не такое рассказывают. Да вот взять хотя бы и поручение царова величия — мало за кем специальное приглашение в Вышеград направляют. Да еще и с князем- посыльным. Оно, конечно, на царевы поручения грех обижаться — государева служба она служба и есть. Приговорил цар князю быть посыльным — так то и будет Но все ж таки к девке ехать с поклоном — это как- то для рода Карпищевых обидно.
Мне стало зябко и захотелось спрятаться с головой под одеяло. Только приглашения в Вышеград мне сейчас и не хватало. «Штирлиц ничего хорошего не ждал от срочных вызовов в ставку фюрера…» А учитывая, при каких обстоятельствам мы расстались с царовым величием в прошлый раз, — так и вовсе…
— А зачем турский князь пожаловал, знаешь? — спросила я Михаила.
Тот в сумраке едва заметно пожал плечами: — Сказывал — по важному делу. А что за дело — то, мол, самой княгине скажет.
— Царово величие меня в Вышеграде видеть желают, — сообщила я.
— Одну? — напрягся Михаил.
— Вроде да.
— Это что еще за новости! — возмутился мой дражайший супруг. — Как можно мужнюю жену куда-то одну звать? Хоть и к царову двору! Неприлично это. Даже и царову величию неприлично.
