Корней опять недоуменно сморгнул. Теперь причиной его недоумения было столь прохладное отношение к обряду. Можно не сомневаться, что верный своему господину Корней даже мысли не допускал о существовании в мире девицы (хоть и княжеского происхождения), которая бы не мечтала стать невестой лыцара Георга.
Но формально положительный ответ на приглашение был получен, и Корнею ничего не оставалось, как вторично склонить передо мной голову и отмаршировать вон из покоев.
— Ух ты! — перевела дух Лизавета только после того, как за посланцем господина лыцара захлопнулась дверь. — Какой он нарядный… Никогда таким его не видела. И приглашение какое красивое — Она кивнула на конверт в моей руке.
— Хочешь — прочитай, — протянула я ей конверт.
— Да я читать не обучена, — промямлила она. — Это господское дело — читать. Я открыла конверт.
— В шесть часов начало. А когда у вас шесть часов?
— Ой, скоро уже! — всполошилась Лизавета. — Вам одеваться надо!
Потом примолкла — ей пришла новая мысль:
— А вы, как выйдете за господина лыцара, сделаете меня первой служанкой? — тихонько спросила она, застенчиво теребя грубую ткань своего платья-балахона.
— Сделаю, сделаю! — пообещала я. — Да что с этими часами.
Неказистый, но до сих пор вполне надежный будильник на моем запястье явно отказывался работать. Секундная стрелка замерла, а часовая все еще показывала около половины первого — время, приблизительно соответствующее моему дерзкому прорыву в этот мир. Посредством ножниц по металлу.
Я тряхнула рукой, постучала ногтем по стеклу циферблата. Стрелки не шелохнулись. Видно, часы остановились всерьез и надолго — даже рычажок механизма завода не проворачивался. Обидно. И очень похоже на потерю верного друга — одного из совсем немногих в этом чужом мире.
— Ой, княжна! Не переживайте, здесь столько красивых браслетов — мы оденем вас так, что глаз будет не отвести.
— Но самого красивого там нет, — раздался голос от двери.
На пороге стояла Алевтина. Все в том же небесно-голубом платье, однако босиком, по- простонародному, и в глазах уже не молнии, а грозовая туча безнадежного отчаяния.
— Лизавета, выйди! — приказала она. Та только презрительно выпятила нижнюю губу и подбоченилась:
— Я княжне подчиняюсь! Она меня первой служанкой сделает!
— Лизавета, — негромко попросила я со своего места (а место было удобное — мягкое кресло у окна), — подожди пока за дверью.
— Да ведь она!.. — взвилась кандидатка в первые служанки, но я только отрицательно покачала головой, и моя просьба была тотчас исполнена. Хоть и с явным неудовольствием.
— Может, я и не права, что согласилась на этот брак, но ведь у меня не было выбора. Как и у вас. Правда, Алевтина?
Глаза девушки, считавшей меня соперницей, прояснились:
— Вы не хотите замуж за Георга? — торопливо спросила она, присаживаясь в кресло напротив.
— Ничуть.
— Так уезжайте отсюда! Скорее! Я выведу вам из конюшни самого резвого коня, и вы сможете умчаться прямо сейчас!
— Куда? — с тяжелым вздохом полюбопытствовала я. — К кому? Вы знаете в округе кого-нибудь, кто мог бы приютить меня и защитить от славного лыцара Георга?
Миловидное личико моей собеседницы напряглось в раздумье. Она и вправду пыталась мне помочь.
— Может быть, лыцар Александр? Его терема в сорока верстах отсюда. Он не женат, он обязательно согласится взять вас в жены. И он не любит Георга. И он богатый — богаче всех в княжестве, кроме Георга, конечно. И он уже стар, скоро умрет, а вам достанется все его богатство!
Алевтина со все возрастающей надеждой смотрела на меня.
— Как, опять замуж? — с горькой иронией спросила я. — А других путей защититься в вашем мире нет?
— А как же еще девица может защититься от мужчины? — удивилась Алевтина. — Ну не хотите Александра, есть еще неженатые лыцары! До Иннокентия скакать дальше — верст шестьдесят, и дорога лесная, опасная, но он тоже долго не проживет — много пьет. Все говорят — совсем чуть осталось…
— Дорогая моя Алевтина, я не умею скакать на лошади. Вряд ли я удержусь в седле даже две версты — не то что сорок верст или шестьдесят. И замуж я не хочу. Давайте подумаем вместе, может, есть все-таки другой выход, кроме скоропалительного замужества?
Васильковый взгляд моей собеседницы вновь заблестел слезами.
— А-а, значит, уже так — «моя». Не рано ли, княжна, вы смотрите на меня как на рабу свою?
— Господи, да о чем вы? — оторопела я. — Никакая вы мне не раба! Я только хочу получить у вас совет. Вы же опытная женщина, знаете мир вокруг, а я в нем всего несколько часов, как я могу в чем-то разобраться?
— Вы уже во всем прекрасно разобрались… — медленно и глухо произнесла Алевтина. — Вы выбрали Георга в мужья, а все остальное — отговорки. И Георг — он вас выбрал в жены! Я пыталась пройти в его покои, я хотела поговорить с ним — меня не пустили. Меня! — Она чуть не задохнулась, не находя слов. — Ну конечно, вы — из другого мира, вы — княжна, а я… А я — никто. И мне остается только уйти с дороги. Да, так я и сделаю. Но прежде я вам отдам самую большую ценность этого княжества! Филуману!
Я всерьез перепугалась за нее. Бедная девушка покрылась неровными красными пятнами — они расползлись и по липу, выступая из-под пудры, и по шее, и по роскошной груди. На висках у Алевтины проступили бисеринки пота, взгляд метался по комнате, тщательно избегая моего липа.
— Милая Алевтина, — как можно мягче и ласковей сказала я< я согласна принять от вас любой подарок, любые богатства мира, но только при одном условии: что вы не сделаете себе ничего плохого!
— Я? — Она хрипло рассмеялась. — Плохо же вы меня знаете, пришелица из другого мира! Держите!
И протянула мне на дрожащих ладонях темный, почти черный поясок, блеснувший тонким шитьем проволочных нитей.
Я взглянула на него с недоумением.
— Ну берите же! — визгливо закричала Алевтина.
И куда подавалась ее красота? Лицо искажено судорогой лютой ненависти, пот пополам со слезами стекает по щекам вместе с пудрой, орошает грязными каплями дорогое платье и прелестную грудь, крупная дрожь, сотрясающая Алевтину, уже похожа на конвульсии. Если это начало какого-то истерического или эпилептического припадка, то пора звать подмогу.
— Успокойтесь, уже взяла, — торопливо сообщила я Алевтине, беря поясок с ее ладоней.
Наступила тишина. Женщина с недоумением смотрела на свои протянутые вперед руки. Дрожь ее прекратилась, краснота перешла в пепельную бледность.
— Вы взяли Филуману? — с бесконечной усталостью спросила она.
— Да, но я готова ее вернуть вам немедленно или по первой же вашей просьбе, — успокаивающе сказала я, рассматривая поясок.
Вблизи он уже не казался таким простеньким и неброским. Наоборот, он переливался совершенно фантастическим образом. Весь из тонких металлических проволочек — почти нитей, — он напоминал свернувшуюся кольцом и затаившуюся змею. Почти каждая нить имела свой оттенок, но, когда перестаешь в них вглядываться, оказывается, что радужное мельтешение цветных волосков непостижимым образом сливается в один оттенок. Но и его невозможно удержать взглядом, потому что мягкие цветовые волны безостановочно переливаются из одной в другую по всей поверхности пояска.
Я осторожно погладила его гладкую и одновременно ребристую поверхность. Металлическое
