Охотясь с друзьями на оленя, я не был в городе, когда дервиш заступил дорогу отцу. Вернулись мы только на другой день. К этому времени знакомство отца с Шамсом Тебризи уже стало притчей во языцех. Кто такой этот дервиш, не понимали люди, и почему столь ученый человек, как Руми, отнесся к нему со всей серьезностью и даже поклонился ему?
С тех пор как я был мальчишкой, я привык, что люди бросаются на колени перед отцом, и никогда не мог представить другой картины, разве что отец склонится перед царем или великим визирем. Поэтому я отказывался верить людям, пока мачеха, никогда не лгавшая и ничего не преувеличившая, не поведала мне эту историю от начала до конца. Итак, все оказалось правдой. Странствующий дервиш по имени Шамс из Тебриза задал моему отцу вопрос при всем народе и, что было самое удивительное, теперь отдыхал в нашем доме.
Кто был этот чужак, ворвавшийся в нашу жизнь, словно камень, упавший с неба? Мне не терпелось посмотреть на него собственными глазами, и я спросил Керру:
— Где этот человек?
— Успокойся, — прошептала взволнованная Керра. — Твой отец и дервиш в библиотеке.
Мы слышали их голоса, но не могли разобрать слов. Я собрался было открыть дверь в библиотеку, но Керра остановила меня:
— Боюсь, тебе придется подождать. Они просили, чтобы их никто не беспокоил.
Целый день отец и дервиш не выходили из библиотеки. На следующий день повторилось то же самое. О чем они могли так долго разговаривать? Что общего у такого человека, как мой отец, и простого дервиша?
Прошла неделя, потом другая. Каждое утро Керра готовила завтрак и оставляла его на подносе у двери в библиотеку. Какие бы деликатесы ни предлагались им, они отказывались от всего, позволяя себе лишь кусочек хлеба утром и стакан козьего молока вечером.
Меня все это время не покидали мрачные предчувствия. И днем и ночью я искал любую возможность заглянуть в библиотеку. Не думая о том, что будет, если они откроют дверь и обнаружат меня за подслушиванием, я проводил почти все время, стараясь понять, о чем они говорят. Но до меня доносилось лишь невнятное бормотанье. Увидеть мне тоже ничего не удавалось. В библиотеке было сумрачно из-за задернутых занавесок на окнах.
Однажды Керра застала меня возле библиотеки, но ничего не сказала. Правда, на сей раз она даже более, чем я, жаждала знать, что происходит в доме. Женщины не могут долго сдерживать любопытство, заложенное в них природой.
Совсем по-другому отнесся к этому мой брат Султан Валад, когда увидел, что я подслушиваю. Он помрачнел и смерил меня горящим взглядом.
— Ты не имеешь права следить за людьми, а уж тем более за нашим отцом, — упрекнул он меня.
Я пожал плечами.
— Скажи честно, брат, неужели тебя не беспокоит, что наш отец все время проводит с каким-то чужаком? Уже больше месяца прошло, как он совсем забыл о своей семье. Тебя это не огорчает?
— Отец не забыл о нас, — ответил брат. — Просто в Шамсе из Тебриза он нашел друга. А ты вместо того, чтобы хныкать, как младенец, порадовался бы за отца. Если, конечно, ты и вправду любишь его.
Такое мог сказать только мой брат. Но я привык к его чудачествам и не обиделся. Султан Валад всегда был послушным мальчиком, любимцем семьи и соседей и, естественно, любимцем отца.
Через сорок дней после того, как отец и дервиш закрылись в библиотеке, случилось нечто необычное. Как всегда в последнее время, я подслушивал у двери. Вдруг воцарилась тишина, и в этой тишине я неожиданно отчетливо услышал голос дервиша:
— Прошло сорок дней, как мы беседуем тут. Каждый день мы обсуждали одно из Сорока правил религии любви. И теперь, я думаю, нам лучше покинуть библиотеку. Наше уединение наверняка огорчает твоих близких.
— Не беспокойся, — возразил отец. — И жена и сыновья достаточно взрослые, чтобы понять причину моего отсутствия.
— Мне ничего не известно о твоей жене, однако твои сыновья совсем разные — они что день и ночь. Старший послушен тебе, а вот младший, боюсь, чувствует иначе. В его сердце темно из-за обиды и зависти.
От гнева кровь прилила у меня к голове. Как он смеет говорить такое обо мне, если даже ни разу меня не видел?
— Он думает, что я не знаю его, но я его знаю, — продолжал дервиш после недолгой паузы. — Пока он наблюдал за мной в замочную скважину, я тоже наблюдал за ним.
Холодок пробежал у меня по спине, и волосы встали дыбом. Ни о чем не думая, я рванул дверь и вбежал в библиотеку. У отца от изумления глаза стали круглыми, но вскоре его изумление сменилось гневом.
— Аладдин, ты сошел с ума? Как ты осмелился побеспокоить нас? — крикнул отец.
Не отвечая на его вопросы, я показал пальцем на Шамса.
— Почему бы тебе не спросить его, как он смеет такое говорить обо мне? — воскликнул я.
Отец не произнес ни слова. Он смотрел на меня и тяжело дышал, словно мое присутствие было тяжким грузом у него на плечах.
— Пожалуйста, отец. Керра скучает по тебе. И твои ученики тоже. Почему ты отвернулся от тех, кто любит тебя, ради какого-то грязного дервиша?
Едва я произнес эти слова, как тотчас пожалел о них, но было слишком поздно. Отец глядел на меня, и в его глазах я читал разочарование. Никогда прежде мне не приходилось видеть его таким.
— Аладдин, будь любезен, покинь библиотеку сию же минуту, — сказал отец. — Пойди в какое- нибудь тихое место и подумай о том, что ты наделал. Не заговаривай со мной, пока не заглянешь внутрь себя и не поймешь свою ошибку.
— Но, отец..
— Уходи! — повторил отец и отвернулся от меня.
У меня сжалось сердце, и на подгибающихся ногах я вышел из библиотеки.
В эту минуту я понял, что наша жизнь изменилась и никогда больше не станет прежней. Во второй раз после смерти матери восемь лет назад меня бросил самый родной человек.
Руми
«Батин Аллах — скрытое лицо Бога. Сними завесу с моего разума, чтобы я познал Истину».
Когда Шамс из Тебриза задал мне вопрос о пророке Мухаммеде и суфии Бистами, мне вдруг показалось, что мы с ним остались одни на всей земле. Перед нами простирались семь этапов Дороги Истины — семь
Первый этап
Когда — и если — человек начинает понимать униженное состояние своего «я», он принимается работать над собой и таким образом переходит на второй этап, который в некотором смысле противостоит первому. Вместо того чтобы постоянно винить других людей, этот человек винит себя. Тогда его эго становится
