приезде в Конью и о том, что живу в доме Руми. Под его крышей я провела много счастливых дней.
А потом появился Шамс Тебризи. Его присутствие все изменило.
Элла
Прежде боявшаяся одиночества, Элла обратила внимание, что в последнее время полюбила оставаться наедине с собой. Она была поглощена отзывом на «Сладостное богохульство» и попросила Мишель дать ей лишнюю неделю. Наверное, она могла бы закончить отзыв и раньше, однако ей не хотелось торопиться. Эта работа помогла ей понять самое себя, свои семейные обязанности и, увы, старое глубинное противостояние с мужем.
На этой неделе Элла в первый раз пропустила кулинарные занятия. Ей не хотелось ни с кем общаться, и в последнюю минуту она сказалась больной.
Свою переписку с Азизом она держала в тайне. В литературном агентстве не знали, что она виртуально флиртует с автором книги; дети и муж тоже не знали. За несколько недель ее жизнь, чистая и открытая, наполнилась секретами и ложью. Но больше всего Эллу удивляло то, что эта перемена нисколько ее не беспокоит. Она словно терпеливо ждала чего-то, уверенная, что это придет.
Однако электронных посланий ей было уже недостаточно. И она позвонила Азизу. Несмотря на пятичасовую разницу во времени, они теперь почти каждый день разговаривали по телефону. Азиз сказал, что у нее ласковый и слабый голос. Когда она смеялась, то ее смех был робкий и прерывистый, как будто она не была уверена, можно ли и нужно ли смеяться. Это был смех женщины, не умевшей не обращать внимания на суждения других людей.
«Просто будь сама собой, — говорил ей Азиз. — Старайся!»
Но быть самой собой в неспокойной домашней жизни было не так-то легко. Ави начал брать частные уроки по математике, а Орли была записана к психоаналитику из-за проблем с едой.
Сегодня она съела половинку омлета — это была ее первая более или менее нормальная еда за целый месяц. И хотя она все же спросила, сколько в омлете калорий, Элла сочла чудом и то, что Орли не посчитала себя виноватой и в наказание себе не спровоцировала рвоту. Тем временем Дженет объявила о разрыве со Скоттом. Никаких других объяснений, кроме того, что обоим требуется пространство для частной жизни, не последовало. Элле пришло в голову, что, возможно, «частная жизнь» означает новую любовь, тем более что в этом смысле ни Дженет, ни Скотт зря времени не теряли.
Больше всего Эллу поражало, с какой скоростью зарождаются и рассыпаются отношения людей, но она старалась никого не судить. Если она что-то и почерпнула из переписки с Азизом, то хотя бы одно: если оставаться спокойной, дети откровеннее будут делиться с ней мыслями. Едва она перестала «бегать» за ними, как они перестали «бегать» от нее. Отказавшись от неустанных попыток помочь и утешить, Элла обнаружила, что все улаживается как бы само собой и гораздо лучше. Она превратилась просто в свидетеля. Наблюдала, как разворачиваются события, и дни пролетали один за другим, не требуя от нее особых усилий. Элла обнаружила, что, как только перестала беспокоиться насчет вещей, ей не подвластных, внутри нее как будто появился еще один человек — более мудрый, более спокойный и намного более разумный.
— Пятый элемент, — бывало, шептала она.
Прошло совсем немного времени, и муж обратил внимание на перемену, происшедшую в жене. Не потому ли ему теперь захотелось бывать с ней подольше? Он стал возвращаться домой раньше, и Элла заподозрила, что он перестал искать женского внимания на стороне.
— Милая, с тобой ничего не случилось? — спрашивал Дэвид.
— Я в полном порядке, — с улыбкой отвечала Элла.
Уйдя в свое личное безмятежное пространство, она как будто оставила внешние привычки, в которых ее брак просуществовал, словно проспал, в течение многих лет. Теперь, когда они с Дэвидом перестали изображать благополучие, Элла отлично видела и совершенные ими ошибки, и застарелые изъяны совместной жизни. Элла сделалась сама собой. И у нее появилось ощущение, что самим собой стал и Дэвид.
За завтраками и обедами они теперь обсуждали свои дела, как взрослые мирные люди, словно подводили итог прибыли от инвестиций. Потом молчали, понимая, что им, собственно, больше не о чем говорить.
Иногда Элла ловила на себе внимательный взгляд мужа, как будто он ждал от нее каких-то слов. И Элла знала: если спросить о его интрижках, он с радостью исповедуется перед ней. Однако она сомневалась, что ей этого хотелось.
Прежде она ни о чем не спрашивала, чтобы не раскачивать семейную лодку. А теперь перестала делать вид, будто не знает, чем он занимается, когда по вечерам не приходит домой. Она ясно давала понять, что все знает и что ей это неинтересно. А ее мужа как раз это и пугало. Элла понимала его, потому что в глубине души тоже боялась.
Если бы Дэвид всего месяц назад сделал крошечный шажок ей навстречу, она была бы благодарна ему. Любая попытка с его стороны укрепить их брак была бы принята ею с благодарностью. Но это было месяц назад. Теперь ее прежняя жизнь казалась ей ненастоящей. Как же она, мать троих детей, дошла до этого? Более того, если она была несчастна, то, как правильно подметила Дженет, почему не делала того, что делают все несчастные люди? Почему не плакала в ванной, не рыдала над раковиной в кухне, не гуляла в одиночестве, не била посуду о стену? Ничего такого не было.
Странный покой снизошел на Эллу. Она стремительно покидала свою устроенную жизнь, но ощущала при этом такую устойчивость, какой никогда не было прежде. Утром, подолгу разглядывая себя в зеркало, она ожидала увидеть перемены на своем лице. Может быть, она помолодела? Стала привлекательней? Или оживленней? Но никакой разницы не замечала. И все же она уже не была прежней.
Керра
Большие деревья, ветви которых всю зиму сгибались под тяжестью снега, уже покрылись зелеными листьями, а Шамс из Тебриза все еще живет у нас. За это время, насколько я заметила, муж стал другим человеком, с каждым днем он все больше отдаляется от меня и всей семьи. Поначалу я думала, что со временем они надоедят друг другу, но ничего такого не было заметно. Они даже как будто еще больше сблизились. Оставшись наедине, они или молчат, или что-то непрерывно говорят, иногда смеются, и этот смех причиняет мне боль: ведь они не устают друг от друга. После бесед с Шамсом муж как будто не замечает никого и настолько углублен в себя, словно опоен чем-то.
Руми и Шамса объединяет что-то, не оставляющее места для третьего человека. Они кивают друг другу, улыбаются, хмурятся и делают это одновременно, обмениваясь долгими значительными взглядами. Кажется, даже настроение одного зависит от настроения другого. Иногда они сидят в тишине, ничего не едят, ничего не говорят; иногда чему-то радуются так, что похожи на безумцев. Я больше не узнаю Руми. Человек, который восемь лет назад стал моим мужем, детей которого я растила, словно своих собственных, которому я родила ребенка, стал для меня чужим. Только когда он спит рядом, я ощущаю близость с ним. Много ночей за последнее время я провела без сна, прислушиваясь к его дыханию и чувствуя его тепло своей кожей. Спокойное биение его сердца успокаивает меня и напоминает, что Руми все еще остается моим мужем.
Я постоянно повторяю себе, что это не может продолжаться вечно. Когда-нибудь Шамс покинет нас. В конце концов, он же странствующий дервиш. И Руми останется со мной. Он принадлежит Конье и своим ученикам. Мне не надо ничего делать, надо всего лишь ждать. Однако терпение дается мне нелегко, и с
