— Я помню, милый, но давай перенесем это на завтра?
— Да отпусти ты ее, — насмешливо проговорила Орли. — Не можешь же ты все время держаться за мамину юбку.
Ави помрачнел, но ничего больше не сказал. Орли высказалась в поддержку мамы. Дженет было все равно. Элла схватила телефон и помчалась в спальню. Едва успев закрыть за собой дверь, она бросилась на кровать и послала Азизу сообщение.
Почти в панике Элла смотрела, как уходит ее послание. Что она делает? Однако времени для раздумий не осталось. У нее еще будет время пожалеть о сегодняшнем вечере. А пока надо спешить. За двадцать минут она приняла душ, высушила волосы, почистила зубы, выбрала платье, сняла, нашла другое, потом третье, причесалась, немного подкрасилась, поискала маленькие сережки, которые ей подарила бабушка Рут на восемнадцатый день рождения, и снова сменила платье. Затем, глубоко вздохнув, надушилась. Да здравствует Кельвин Кляйн! Бог знает сколько времени флакончик простоял в ванной комнате, ожидая этого дня. Дэвиду никогда не нравился запах духов. Он говорил, что женщины должны пахнуть женщинами, а не стручками ванили или коричным деревом. Однако Элла подумала, что у европейцев может быть другое мнение на этот счет.
Закончив с приготовлениями, Элла внимательно оглядела себя в зеркале. Почему он не написал заранее о своем приезде? Если бы она знала, то сходила бы в косметический салон, к парикмахеру, возможно, поменяла бы прическу. Вдруг она не понравится Азизу? Что, если между ними ничего не возникнет и он пожалеет о своем приезде в Бостон?
Но тут к Элле вернулось ее привычное здравомыслие. Зачем ей менять внешность? Какая разница, возникнет между ними что-нибудь или не возникнет? Отношения с этим человеком невозможны. У нее семья. У нее своя жизнь. Вся ее прошлая жизнь прошла здесь, и здесь же пройдет будущая. Рассердившись на себя за глупые мысли, она словно отключила их, и ей полегчало.
Без четверти восемь Элла поцеловала детей, пожелала им спокойной ночи и вышла из дома. Дэвида нигде не было видно.
Когда она подошла к своей машине, у нее в голове не было ни одной мысли, но сердце колотилось.
Часть пятая. Пустота
вещи, которые существуют, будучи несуществующими
Султан Валад
Июль 1246 года, Конья
С трудом дыша и едва не падая, отец вошел в свою комнату. Он напоминал лишь тень того человека, каким был до тех пор. Изможденное лицо, под глазами черные, набрякшие мешки, будто он не спал всю ночь. Но больше всего меня потрясло то, что его борода стала совершенно белой.
— Сын, помоги мне, — проговорил он каким-то чужим голосом.
Я бросился к нему, взял его под руку:
— Отец, я все сделаю, только скажи.
Он немного помолчал, словно не в силах осознать всю тяжесть того, что произошло.
— Шамса нет. Он покинул меня.
На мгновение меня охватило ощущение свободы. Я не произнес ни слова. Как ни жаль было отца, мне пришло в голову, что, наверное, это к лучшему. Неужели наша жизнь вновь станет мирной и спокойной? В последнее время отец нажил много врагов, и исключительно из-за Шамса. Мне отчаянно хотелось, чтобы все вернулось на круги своя, чтобы наша жизнь стала такой же, какой она была до появления Шамса из Тебриза. Не исключено, что Аладдин прав. Разве нам не было лучше без Шамса?
— Не забывай, как много он значит для меня, — произнес отец, словно прочитав мои мысли. — Он и я — единое целое. Как у луны есть светлая и темная стороны, Шамс неотделим от меня.
Устыдившись, я кивнул. У меня сжалось сердце. Отцу не нужно было больше ничего говорить. Никогда еще мне не приходилось видеть столько муки в глазах человека. Язык у меня во рту вдруг странно потяжелел. Я не мог произнести ни слова.
— Найди Шамса… конечно, если он сам хочет быть найденным. Приведи его к нам. Скажи ему, как сильно у меня болит сердце. Скажи ему, что его отсутствие убивает меня.
Последнюю фразу он проговорил шепотом.
Я обещал ему привести Шамса. Тогда отец схватил меня за руку и с такой благодарностью сжал ее, что мне пришлось отвести глаза. Мне не хотелось, чтобы он увидел в них нерешительность.
Целую неделю я обшаривал улицы Коньи, надеясь отыскать Шамса. К этому времени все в городе уже знали, что он исчез, и о его исчезновении ходило много слухов. Я встретился с прокаженным, который очень любил Шамса. Он познакомил меня со многими несчастными, которым помог странствующий дервиш. Никогда бы не подумал, что столько людей любит Шамса, ведь это были невидимые для меня люди, которых до тех пор я не замечал.
Однажды вечером я вернулся домой усталый. Что делать, куда еще идти? Керра принесла мне чашку с рисовым пудингом, благоухавшим розовым маслом. Она села рядом и стала смотреть, как я ем. Она улыбалась, но на ее лице я видел страдание. Трудно было не заметить, как она постарела за последний год.
— Я слышала, ты ищешь Шамса, чтобы вернуть его в наш дом. Тебе известно, куда он мог податься? — спросила Керра.
— Ходят слухи, что он отправился в Дамаск. А другие говорят, что он в Исфахане, Каире, даже в своем родном Тебризе. Надо все проверить, поэтому я еду в Дамаск. Ученики отца поищут, нет ли Шамса в других городах.
Мрачное выражение появилось на лице Керры, и она прошептала, словно подумала вслух:
— Мавлана пишет стихи. Прекрасные стихи. Отсутствие Шамса сделало его поэтом.
Опустив глаза, как будто вглядываясь в персидский ковер, Керра вздохнула несколько раз, а потом продекламировала:
Я понимал, что Керра погружена в себя. Стоило лишь взглянуть на ее лицо, и становилось ясно, как страдает она страданиями мужа. Она была готова на все, лишь бы он улыбнулся. И все же она чувствовала облегчение, даже радость оттого, что наконец-то избавилась от Шамса.
— А что будет, если я не найду его? — с удивлением услышал я свой голос.
— Что ж поделаешь. Будем жить, как жили прежде, — отозвалась Керра, и в ее глазах вспыхнул свет надежды.
Я ясно понимал, чего желает Керра. Мне не нужно искать Шамса Тебризи. Мне не нужно ехать в
