Мне сказали, что никакой фотографии там не было. По-моему, кто-то ее вынул. – В трубке послышался шум. – Сюда вошли. Поговорим позже. Пока.
Прежде чем он успел ответить, раздались гудки. Маршалл положил трубку и посмотрел на Шерон.
– Мне нужны хорошие люди, которые знают обстановку.
– Я знаю таких, – с готовностью сказала она.
– И они должны уметь вести дела. Я не покажу товар, пока не буду уверен в их надежности.
– А что я буду с этого иметь?
– Сведи меня с ними – не пожалеешь.
– Ну да, а может, ты мне лапшу на уши вешаешь! Разыгрываешь из себя делового. А сам небось легавый?
Маршалл подошел к шкафу, достал свой чемодан, вынул из него сумку и расстегнул «молнию» так, чтобы она увидела содержимое. Затем извлек из кармана нож и, отрезав кусочек желтоватого вещества, протянул ей.
– Репортер бы так не поступил, а? – С этими словами он убрал все на место.
Убедившись, что это действительно кокаин, Шерон спрятала его к себе в сумку.
– Ты должен мне пятьсот, – напомнила она.
– То, что я тебе дал, стоит два куска.
– Ты обещал наличными.
Он рассмеялся и, вынув кошелек, отсчитал десять банкнот по пятьдесят и протянул ей.
– Это уже за другое.
– Если ты хочешь трахнуть меня, давай, предложила та, принимая деньги.
Маршалл покачал головой.
– Хотел бы, – солгал он, – но у меня много дел.
– Ну смотри. Вообще-то моя лохматенькая по утрам любит отдыхать.
Он помог ей одеться и проводил до двери.
– Странный ты мужик, – проговорила она. – Другой на твоем месте давно бы уже меня выебал, даже если бы за ним ломились в дверь.
– Давай, давай, иди, пока я не передумал.
Она улыбнулась и вышла.
– Позвони мне, когда что-нибудь прояснится! – крикнул он велел.
Маршалл взял напрокат маленький голубой «воксхолл» и поехал к северу, к холмам Ланкашира. Позади остались покрытые копотью дома Манчестера, езда по петляющей между холмами дороге доставляла удовольствие. Теперь туда проложили новую автостраду, но он предпочел старый маршрут. Дорожная карта лежала рядом на сиденье, но в нее не было нужды заглядывать: даже после стольких лет он помнил путь наизусть. Вот он миновал черные «сатанинские» мельницы, превращенные в привлекательные деловые центры и даже жилища, которые очень мило смотрелись в этих зеленых северных долинах. Угрюмая история промышленной революции осталась только в воспоминаниях стариков, словно предания ушедшей эпохи. Но сельская местность не изменилась. Холмистые долины, овцы на лугах, серые, мрачноватые каменные дома, где до сих пор обитают дикари, которые бьют своих жен, если те им не подают ужин вовремя. Маршалл усмехнулся: он воспринимал местную жизнь как американец. На самом деле многое уже давно изменилось. Наверняка в кухнях есть газ, центральное отопление, микроволновые печи. Так же как в штате Новая Англия или Мэн. Поистине мир превратился в одно большое целое.
Ферма стояла на склоне холма, на берегу реки Ходдер. Как и большинство зданий той эпохи, для защиты от стихии дом был встроен прямо в холм. Старый каменный сарай с крепкой крышей все еще стоял рядом. Он поставил машину у ворот из железных прутьев, перелез через ограду и по неровной дорожке направился к дому.
Из сарая вышел Чарльз. На нем было темно-зеленое пальто, вельветовые брюки и черный свитер. Увидев Соулсона, Маршалл остановился. Тот выглядел так же, как и по телевизору: мрачноватый, серьезный, бородатый.
– Ну, ты, я гляжу, оделся в самый раз для деревни, – произнес Соулсон.
Маршалл пожал плечами. На черные туфли уже налипла грязь, но другой обуви у него не было.
– Почти ничего не изменилось, – сказал он, оглядываясь вокруг.
– Что-то должно оставаться постоянным.
– Как отец?
– Нормально. Для его возраста. Никогда не покидает дом. Наполовину ослеп, сильно сдал после того, как вынужден был расстаться с этой фермой. – Соулсон не находил никакого сходства с Джимми в этом здоровом мужчине. Только глаза остались те же: та же готовность к защите, то же слегка насмешливое выражение. Он, признаться, не узнал бы своего брата, столкнись с ним на улице. – Ты вошел бы в дом. Он будет рад тебя видеть.
– Ты говорил ему о моем приезде?
– Нет.
– Тогда попозже.
