предложил сложить оружие и служить прямо прирожденному государю. О том и грамоту послал, припечатав ее царской печатью.
Трубецкой стал совещаться со своими воеводами, его войско разбежалось. Кто-то прочь убежал, а кто-то переходил служить царю Дмитрию.
Разбрелась незнамо по каким дорогам плотницкая артель,что строгала струги на Ивановском озере. Стронулся с обжитого и плотник Егорка Шапкин. Погрузил свой невеликий скарб на телегу, запряг лошадку и с женой Екатериной отправились они на Дон искать дочь свою Настасью.До Дона, до казачьих станиц в степи не добрались. Перехватили их под Ельцом. Царское войско, что собирал под Ельцом царь Дмитрий для похода на Польшу, тронулось в обратный путь на Москву и на замосковные города. Лошадь и телегу у Егорки отняли. Скарб его выкинули, Екатерину ссадили с телеги, а Егорке приказали с подводой идти в Москву под охраной ратников. Екатерина пошла пеши на Дон.
Бежать бы с дороги, да обозную посоху стерегли пуще, чем пленных. Надеялся, что в Москве отпустят, да царева нужда конца-края не не знает.Одни полки уходили из-под Ельца, другие ополчали, чтобы в Елец вести. Посоху собрать стало трудно. Посошные разбегались от царского зова. Егорку и других мужиков, что отлавливали на дорогах и в деревнях погнали по царевой нужде в Дмитров. Пока сходили в Дмитров, Воротынский, а за ним и Трубецкой прибежали просле разгрома в Москву. Царь повелел спешно развести поляков по дальним городам. Егорку нарядили перевозить царского тестя и Марину, царицу московскую. На скрипучих телегах, на мужицких лошадках.
В Москву царская невеста въезжала в золоченой карете, изготовленной немецкими мастерами. Запрягли в нее двенадцать лошадей цугом. На головах у лошадей раскачивались султаны, сбруя сверкала серебром.
Царского тестя и царицу Марину посадили на телегу к Егорке. Везти их усталой лошаденке. Челядь Мнишков рассадили в тесноте в другой телеге. Юрию Мнишку и Марине снихождение, подложили соломы. На сторожбу царского тестя и царицы не поскупились. Шуйский послал их оберегать три сотни верхоконных стрельцов, при четырех приставах.
Егорке не сказано, кого повезет, а его и не очень-то занимало, кого везти, лишь бы на телегу грузили поменьше, лошадь жалко.
Подводу его загнали в ворота при знатном доме. Приставы вывели на крыльцо тучного, коротконогого пана с обвислыми щеками. С ним бабенка, схожая с осой, так туго у нее перетянута талия. Платьеце на ней, так себе, да и пан пообносился.
— О, Боже! — воскликнул пан, увидев телегу. — Сколь судьба забавляется с человеком!
Егорка видел, что пану обидно ехать на телеге. А спросить бы, какой леший его в Москву занес? Сидел бы в своей Литве на сытых харчах
Девица, схожая с осой, утешала:
— Не сетуй на судьбу, отец! Извилист ее путь. Господь не оставит нас...
Говорила по русски. Мелькнула у Егорки мысль, что для него говорит.
Марина подошла к лошади, понуро опустившей голову и протянула ей кусок хлеба. Лошадь вдохнула хлебного духа и отвела голову.
— Не кормили ее хлебом, — пояснил Егорка.
— Бедная лошадка. Береги ее, далеко ей нас везти...
Тронулись в путь. Когда Егорка увидел четырех приставов, да насчитал до трехсот верхоконных диву дался, что этакую польскую голытьбу везут с таким бережением.
Солнце припекало. Пыль на дороге клубилась желтым валом, хрустела на зубах. До ночи немногим не дошли до Троицкой обители. Егоркиных ездоков устроили в ямской избе. Остальные кормили комариков у костра. Егорка прибился к костру стрельцов. Стрельцы угостили его похлебкой из общего котла. Егорка поинтересовался:
— С чего бы для пузатого ляха и на осу схожей его дочке такая сторожба?
Стрельцы переглянулись. Один из них них, посмеиваясь, пояснил:
— Не твоего ума дело. Сказано — вези, так вези, скажут скидывай в овраг, так скинешь.
А другой стрелец добавил:
— Говоришь бабенка на осу похожа, гляди как бы эта оса тебя до смерти не ужалила.
Егорка заскучал и показал, что ему вовсе не интересно кого везет.
— Польские гости мне без нужды. Знать бы, когда меня отпустят?
Тут же получил разъяснение:
— Ты на царевой службе, а когда ей конец, об том царь знает!
Каков ныне царь знал и без стрельцов, потому положил про себя — бежать.
Троицкий монастырь миновали в обход, словно бы прятали польских гостей от лишних глаз. Вошли в провальные леса. Сосны не в обхват. Дорога сузилась, рядом с телегой конному нет пути.Отец и дочь о чем-то заспорили на своем языке.Дочь, вдруг, обратилась к Егорке:
— Известно ли тебе, возчик, кого ты везешь?
Егорка, хотя и был предупрежден стрельцами, любопытства своего не потерял к тем, кого вез. Осторожно ответил:
— Сказано едем до Ярославля, а кого везу, не сказывали.
— Скажи, возчик, служил ли ты царю Дмитрию?
— Как же не служить царю? Царю всяк служил. Перед лицом царя Дмитрия я лицом стоял. Он на коне, а я пеши. А потом он на Красном крыльце пожаловал мне струги делать, чтоб под парусом по Волге плавали. Не стало царя Дмитрия, струги стали без нужды.
— Царь тебя жаловал?
— Жаловал... Струги делать пожаловал.
— А скажи мне: как тебя называть?
— Егоркой называют.
— Царь тебя жаловал, ты любил его?
— Царь не девка! С чего бы его любить? Государя почитать надобно.
Спрос продолжался:
— Царя не стало, сказывали тебе, что сделалось с его супругой — царицей?
— Я в Москве не пребывал на его свадьбе, а в моем углу не слыхано.
— Знай же, Егорка, что везешь ты царицу Московскую, супругу царя Дмитрия и отца моего.
До се Егорка не оглядывался. Оглянулся в испуге, да тут же и подумал, чего пугаться. Слов его никто не слыхал, службу исполнял, как велено.
Марина продолжала,начатый разговор.
— Вижу, Егорка — не веришь, что с тобой говорит царица.
— Веруя едино в Бога, а более ни во что!
— Вернется царь Дмитрий, поверишь. Неужели старая крыса могла загрызть ясного сокола? Ушел он собирать войско, что бы отомстить изменнику, коего ныне царем называют.
— Хотя бы и взаправду царица, а слова твои опасные...
— Ты с приставами и стрельцами помалкивай, тогда службу царю сослужишь, я твоей службы не забуду.
В Ярославле уже было приготовлено подворье для царского тестя и царицы. Соединили две избы в одну. В одной избе место для Мнишка, в другой горница для Марины. У каждого свои слуги. Зажили будто господа. Здесь тайна перестала быть тайной. Называли их по именам, а кто-то из приставов в насмешку заметил:
Во тебе, царица, дворец!
В Ярославле строгости не московские. Разговоры вольные. Говаривали, что царь Дмитрий, хотя бы и убит, а Марина, его супруга: разве не царица? А иные шептались с уха на ухо, что царь Дмитрий спасся и скоро явится.
Егорка толкался в толпе любопытных возле царской избы. Окликнула его польская бабенка.
