должны занимать инженерные и какое экономические дисциплины. Студентам хотелось быть в основном инженерами со знаниями экономики. Институт одновременно и строился, в основном силами студентов. Пришли на первый курс парттысячники. В целях увеличения в вузах рабочей и партийной прослойки партия направляла коммунистов-рабочих 25–30 и даже 36 лет на рабфаки и на курсы по подготовке в счет парттысячи. Это были люди, знавшие жизнь и цену знаниям. Стремление к познанию было велико, учились они все прилежно, хотя некоторым из них наука давалась с большим трудом.
Когда я перешел на последний курс, меня освободили от обязанностей секретаря, чтобы вплотную занялся учебой. В этот период прослышал о лекциях, организуемых обществом техников-марксистов. Председателем этого общества, помещавшегося на Волхонке, был один из соратников В.И. Ленина — крупный ученый Ф.В. Ленгник. Начав посещать лекции, я познакомился с одним из учеников Н.Е. Жуковского по МГУ и одним из организаторов Красного Воздушного Флота — П.С. Дубенским. В обществе техников- марксистов он возглавлял авиационную секцию, а работал заместителем начальника Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского. Выглядел он довольно сурово, всегда был сосредоточен, улыбался редко, яо был удивительно скромным человеком, даже застенчивым. Никогда не повышал голоса, а если начинал сердиться, то говорил еще тише и переставал смотреть на собеседника. Это с его стороны был самый большой «разгон».
В ту пору многие проявляли интерес к авиации. Еще в марте 1921 года на X съезде РКП (б) обсуждались мероприятия по дальнейшему строительству и укреплению Воздушного Флота. Боевым девизом молодежи двадцатых годов стал призыв партии: «Трудовой народ, строй Воздушный Флот». В марте 1923 года в стране было создано Общество друзей Воздушного Флота. Проявляя большой интерес к авиации, авиастроению, и я стал заниматься в обществе техников-марксистов, где слушал лекции и доклады по авиационной тематике. Помимо теоретических дисциплин за время учебы я прошел и производственную практику. Литейное дело изучал на «Красном пролетарии», мартеновское — на заводе «Серп и молот», технологическую практику проходил на АМО, теперь ЗИЛ, и на 1-м Государственном подшипниковом заводе.
Окончив институт, получил направление на один из заводов Гражданского воздушного флота и стал там начальником отдела организации производства. Завод этот вскоре перешел в авиационную промышленность, а в Главном управлении ГВФ остались только ремонтные заводы. Вскоре, однако, я понял, что для работы в авиационной промышленности моих знаний недостаточно. При очередной встрече с П.С. Дубенским поделился с ним своими мыслями. Он порекомендовал мне перейти в Военно-воздушную академию имени Н.Е. Жуковского, где в то время под его руководством шла большая опытно- конструкторская работа. Ему был подчинен научно-исследовательский отдел, который направлял, организовывал и координировал научные исследования всех факультетов и кафедр, всех ученых и преподавателей академии. Дубенский посоветовал мне пойти инженером в этот отдел и одновременно посещать те лекции и семинары, которые будут меня интересовать. Это отвечало моим стремлениям, и он обратился с ходатайством в соответствующие организации о переводе меня в Военно-воздушную академию.
В начале 1933 года я был переведен в академию и стал работать там в научно-исследовательском отделе в должности инженера по вольному найму, но с ношением военной формы. Знаков отличия я тогда не имел и внешне выглядел так, как слушатели академии, поступившие туда не из армии, а с «гражданки». Это облегчало мне посещение лекций и лабораторных занятий. И вообще, я не выглядел белой вороной.
Военно-воздушная академия имени Н.Е. Жуковского в то время была единственным высшим военным авиационным учебным заведением, которое готовило инженеров-механиков, конструкторов, инженеров- эксплуатационников, а также занималось переподготовкой авиационных командиров. Видимо, потому, что это было единственное военное учреждение, где готовились кадры высшей квалификации для авиации, здесь преподавали известные ученые — буквально цвет страны.
В первые годы работы я подчинялся непосредственно заместителю начальника академии П.С. Дубенскому. Крупный ученый и организатор науки, он возглавлял до работы в академии научно-технический комитет Управления ВВС. Общение с ним помогло мне существенно расширить общий кругозор и углубить познания в авиации. Важную роль в моей жизни сыграли встречи по долгу службы и с другими крупными учеными-преподавателями, с одаренными людьми из слушателей академии. Как заместитель председателя бюро Общества изобретателей академии, я был тесно связан с его руководителем — начальником эксплуатационного факультета Андреевым. Вспоминаю выдающихся ученых — И.И. Артоболевского, Б.Н. Юрьева, Н.Г. Бруевича, В.С. Пышнова, В.Ф. Болховитинова, В.В. Уварова, Б.С. Стечкина, В.П. Ветчинкина и других. Хотя работа у меня была в основном организаторская, я должен был понимать, о чем идет речь, знать состояние дела, представлять перспективы развития авиационной науки и техники. Вскоре меня избрали еще и ученым секретарем научного совета академии.
В академии в то время строился самолет-гигант с 12 двигателями. Этой работой была занята большая группа профессоров и преподавателей академии, организационно оформленных в Особое конструкторское бюро. В этом бюро работали В.Ф. Болховитинов, который впоследствии принял большое участие в создании первого в нашей стране самолета с жидкостно-реактивным двигателем, видный специалист в области прочности конструкций М.М. Шишмарев, знаток винтомоторной группы Е.Е. Дзюба и многие другие крупные ученые. Общее руководство созданием самолета-гиганта осуществлял П.С. Дубенский. Строились самолеты, сконструированные нашими преподавателями и слушателями, и в мастерских Военно-Воздушных Сил, например самолет профессора В.С. Пышнова, крупного теоретика в области аэродинамики, авиэтка конструкции слушателей академии — А.И. Микояна, Самарина и Павлова, самолет «Кукарача», сконструированный также группой слушателей.
Все, кто связан с авиацией и ее наукой, представляют, какие замечательные ученые работали над подготовкой военных инженеров Военно-Воздушного Флота, и, конечно, эти труды не пропали даром. Были подготовлены замечательные кадры специалистов.
Хочу сказать и о руководстве академии. За время моей работы сменилось два начальника академии. Третьим был А.И. Тодорский. До академии он руководил высшими военными учебными заведениями Красной Армии. Александра Ивановича Тодорского хорошо знали в армии. Его брошюру «Год с винтовкой и плугом. 1917» в свое время высоко оценил В.И. Ленин, назвав ее замечательной книгой.
Чтобы не повторяться, упомяну лишь о том, что особенно запомнилось.
Для преподавателей были организованы занятия английским языком, но из-за большой занятости многие посещали их нерегулярно. В числе их был и В.Ф. Болховитинов, который кроме преподавательской работы занимался строительством цельнометаллического бомбардировщика собственной конструкции и, конечно, был сильно перегружен. И вот однажды — приказ по академии. В.Ф. Болховитинову объявлялся выговор за непосещение этих занятий. Виктор Федорович пошел к начальнику академии выяснить, почему именно ему объявлен выговор, когда в этом нарушении повинны многие. Выслушав его, Тодорский ответил своим окающим говорком:
— А что мне другому-то выговор выносить — не подействует. Вот если Болховитинову, тогда каждый подумает: дело серьезное.
Среди множества других случаев память удержала еще один. Как-то, проходя по круглому залу Петровского дворца, Тодорский встретил спешившего на лекцию известного и одного из наиболее уважаемых профессоров академии — Бориса Михайловича Земскова. Звонок прозвучал уже минут пять назад, и Тодорский сделал профессору замечание:
— Борис Михайлович, вы опаздываете на лекцию!
— Александр Иванович, — услышал он в ответ, — я не могу опоздать на лекцию: без меня она не начнется.
— Конечно, — улыбнулся Тодорский, — без вас она не начнется. Но перемножьте, профессор, пять минут на число слушателей в вашей аудитории и вы увидите, сколько знаний и сколько удовольствия они потеряли.
Земсков на лекциях стал появляться вовремя.
Общаться с Александром Ивановичем было очень приятно. Высокий, полный, с бритой головой, он говорил окая, не торопясь, почти всегда с юмором. Его пухлое розовое лицо редко не искрилось улыбкой, а глаза — небольшие, с белесыми бровями — в это время были почти невидимыми.
