никакого чудища болотного в Мореевке нет.
– Доказали? – спокойно спросил Воронин. Ответом ему было тревожное молчание. Видимо, Васильев сейчас сопоставлял факты и подбирался к новым, неожиданным для себя выводам.
– Вы думаете, что мой бред был правдой? И этот заключенный мной договор...
– Вы застрелили генерала Сабурова, Василий Иванович, на глазах у многочисленных свидетелей, а затем скончались на руках его охранников. Меня интересует сейчас только одно: отдавали вы отчет в своих действиях или нет?
– Клянусь! – почти выкрикнул Васильев. – Я его не убивал!
– Успокойтесь, Василий Иванович, я вам верю. Но нужно, чтобы вам поверил суд. Надо убедить правоохранительные органы в том, что временами вы не отдаете отчета в своих действиях.
– Я не псих, Воронин, слышите! Не псих!
– Я это знаю. У вас есть пистолет?
– А по-вашему, я должен ходить безоружным?
– Вам его дал Звонарев. И он же сказал, что сегодня в Питер приехал подельник Сабурова. Некий Щеголев, бывший муж Василисы Радзинской. Очень влиятельный господин. Высокопоставленный сотрудник МИДа. Он же сказал вам, в какой гостинице Щеголев остановился.
– Ну и что? – удивился Васильев. – Костя ведет расследование на свой страх и риск. А что нам еще остается делать в создавшейся ситуации?
– Костя умер, – ровным голосом произнес Воронин. – Я видел его труп в разбившемся вертолете. И даже снял с этого трупа часы. Держите.
Герман протянул часы растерявшемуся Васильеву. Тот их взял и поднес к уху.
– Они стоят.
– Они остановились в тот миг, когда умер их хозяин. Сегодня ночью, Василий Иванович, у вас вновь будет приступ, вы пойдете в гостиницу, подниметесь на третий этаж и убьете выстрелом из пистолета Бориса Степановича Щеголева. Точнее, попытаетесь убить. Ибо Щеголева охраняют сотрудники ФСБ, которые вас остановят.
– По-моему, вы бредите, Воронин, – зло засмеялся Васильев. – Уж теперь-то я точно никуда не пойду. Ведь вы же меня предупредили о засаде.
– Так для того и предупредил, Василий Иванович, чтобы лично убедиться в вашем адекватном поведении.
– Чушь какая-то, – почти простонал Васильев и попросил остановить машину.
Клыков сочувственно смотрел вслед удаляющемуся бизнесмену.
– Все-таки надо бы его изолировать.
– Боюсь, если мы его попытаемся изолировать, он умрет и в этот раз уже по-настоящему.
– Но это же абсурд, старик, – возмутился Славка. – У Васильева просто психическое расстройство, вызванное пережитым стрессом, и не более того. Неужели ты всерьез считаешь, что он заключил сделку с дьяволом?
– Поживем – увидим, – вздохнул Герман.
Двое сотрудников Иванова расположились в вестибюле гостиницы, дабы контролировать действия охранников. О визите Васильева местную службу безопасности предупреждать не стали, дабы не навредить чистоте эксперимента. Иванов, Воронин и Клыков устроили засаду на четвертом этаже, где находился номер дипломата. Поначалу Иванов собирался поставить в известность Щеголева о возможном визите Васильева, но в последний момент передумал. Во-первых, Бориса Степановича уже предупреждали о грядущих неприятностях, а во-вторых, визит киллера может и не состояться, и тогда у Щеголева появится еще одна возможность обвинить сотрудников ФСБ в стремлении нагнетать страсти на пустом месте. И даже в шантаже. Оказывается, дипломат уже успел пожаловаться своим высокопоставленным знакомым на докучливого чекиста, и Иванов получил нагоняй от начальства за чрезмерное усердие.
– Скажите, Георгий, Иванов – это ваша фамилия или псевдоним? – спросил Воронин у озабоченного чекиста.
– А вам зачем?
– Вдруг с вами что-то случится, и мне придется докладывать об этом начальству.
Иванов достал из кармана удостоверение и протянул его Герману. Из предъявленного документа Воронин узнал, что имеет дело с полковником ФСБ, которого папа наградил одной из самых распространенных в России фамилий и достаточно редким отчеством – Савельевич.
– Ну что же, Георгий Савельевич, будем ждать?
Гостиница почти угомонилась, но по коридорам еще фланировали отдельные постояльцы, то ли страдающие бессонницей, то ли озабоченные проблемами планетарного масштаба, мешавшими им спать. Присутствие в коридоре трех мужчин, явно не из гостиничной обслуги, их почему-то нервировало. Иванов предложил коллегам укрыться в номере, расположенном напротив апартаментов, снимаемых Щеголевым.
– А ключ от номера дипломата у вас есть, товарищ полковник? – спросил Воронин.
– Давай на «ты» и без званий, – предложил Иванов. – А зачем тебе ключ?
– Дипломат, похоже, уже угомонился в своем люксе. Будем надеяться, что он меня не заметит.
– Риск, – поморщился Георгий.
– А если Васильев не пойдет по коридору, а решит проникнуть к Щеголеву через балкон?
– Мой сотрудник занимает соседний номер и контролирует ситуацию с внешней стороны, – покачал головой Иванов.
– И тем не менее, – стоял на своем Воронин, – береженого Бог бережет. А скандал с Щеголевым я беру на себя. С уволенного из органов опера взятки гладки. В крайнем случае прокуратура выразит мне общественное порицание.
Георгий нехотя протянул ему ключ.
– Ну что ж, попытайся.
Щеголев не проснулся, когда Воронин проник к нему в номер. Видимо, у дипломата были очень хорошие нервы, если он мог спать столь крепким сном в чужом городе, куда прибыл для прояснения обстоятельств внезапной кончины компаньона. Не исключено, правда, что Борис Степанович принял снотворное, полагаясь на русский авось и службу безопасности гостиницы, которая остановит маньяка еще на подходе к объекту. Бодрый храп, доносящийся из соседней комнаты, подействовал на Германа умиротворяюще.
Он подошел к окну и чуть отодвинул портьеру. Дверь на балкон Щеголев все-таки закрыл, а для надежности еще и загородил тяжелым креслом. Этим креслом Воронин незамедлительно и воспользовался, ибо ноги, натруженные за долгий и суматошный день, требовали покоя. Время было уже позднее, половина второго ночи, и маньяку (если он собирался именно сегодня разрешить все свои проблемы) следовало поторопиться.
Герман покосился на рацию, выданную ему полковником Ивановым. Она должна была ожить, когда Васильев появится в коридоре. Пока что рация молчала, зато Герман вдруг услышал шорох у входной двери. Возможно, это была горничная, которой зачем-то понадобилось среди ночи потревожить постояльца. Воронин потянул портьеру на себя, пытаясь понадежнее замаскироваться. Силуэт, возникший в проеме был, однако, мужским. Герман покосился на рацию, но она молчала. Дверь за незнакомцем бесшумно закрылась. Какое-то время странный посетитель стоял у порога, похоже, привыкал к царящей в номере темноте. Герман вспомнил о пистолете, но вдруг осознал, что рука не повинуется ему. Чудовищным усилием воли он все-таки сумел нащупать оберег, висевший на груди, и сразу же пришел в себя. Онемевшая было рука привычно тронула рукоять «Макарова». Воронин легко поднялся на ноги.
Незнакомец его не видел, внимание киллера было сосредоточено на открытой двери в соседнюю комнату, из которой доносился храп дипломата. Именно туда он и шагнул, держа в руке пистолет. Воронин скользнул следом. Киллер поднял пистолет и нацелил его прямо в голову Щеголева. Видимо, в последнее мгновение дипломат проснулся и даже в ужасе вскинул руку, чтобы защититься от смерти. Выстрел гулко прозвучал в тишине, но пуля угодила в потолок: Воронин вывернул руку убийцы и бросил его через бедро на пол. Незнакомец не шевелился, создавалось впечатление, что он умер раньше, чем соприкоснулся с полом.
– Включите свет, – попросил Герман перепуганного дипломата. – Лампа справа от вас, на столике. Свет
