— Они записывают, какое у кого имущество, сколько золотых монет… Их старейшины спрашивают каждого жителя, чем тот владеет, и заносят это в свои книги. Потом, когда приходит время собирать налоги, они точно знают, сколько должны получить. А письма! Рассылать записанные сообщения очень удобно.
Я снова засмеялась.
— Там, откуда я родом, сообщения тоже распространяются легко. Для этого нужен лишь хороший наездник да быстрая лошадь.
Эдеко пригрозил мне пальцем.
— Да, но ты кое о чем забываешь. Представь, что у меня есть послание, предназначенное лишь для ушей Аттилы.
— Почему тебе тогда не отправиться к нему самому?
— Допустим, я не могу этого сделать. Скажем, что-то вынуждает меня остаться там, где я нахожусь. Если бы я умел писать, то записал бы свое послание на свитке и закрепил бы его печатью. Когда Аттила получит свиток с неповрежденной печатью, то он будет уверен в том, что никто мое послание не читал.
Теперь эта тема меня заинтересовала.
— Расскажи еще, — попросила я.
Эдеко приподнял бровь.
— Ты встречала человека, чьи мысли были важнее, чем мысли других людей? Такого человека, который влиял бы на других своим знанием и мудростью?
Я подумала о дяде Сигурда, Грипнере.
— Да, — осторожно ответила я.
— Когда такой человек умирает, его мысли и мудрость умирают вместе с ним.
— Если только не будут записаны, я поняла.
— И это еще не все. Римляне готовят свои речи, записывая их перед тем, как произнести. Таким образом, они ни о чем не забывают сказать, говорят красиво и точно. Они даже в любви признаются письменно, во всяком случае, те из них, что страдают от стеснительности и говорить о любви не в силах, потому что краснеют и теряют дар речи. — Эдеко покачал головой. — Письменность дает римлянам так много, что, может быть, я могу что-то и упустить. Например, они записывают рождение и смерть, браки и наследников.
— Как ты обо всем этом узнал? Расскажи мне.
Эдеко рассмеялся.
— Ну, письменность не такая уж и редкость, как тебе кажется. На земле много народов, которые пользуются этим мастерством, подобно римлянам. Например, гауты.
— Я ни с чем подобным не встречалась. А Аттила умеет писать?
— Этому мастерству сложно и долго учиться. У Аттилы нет на это ни времени, ни нужды. В стенах его города живет достаточно людей, способных сделать это для него. Например, есть один епископ, который…
— Епископ?
— Да, человек, который утверждает, что знаком с богами.
— Продолжай.
— Этот епископ как-то пришел в Паннонию, чтобы разграбить могилы гуннов и похитить их сокровища. Аттила поймал его и собирался уже убить, но передумал. Враги иногда бывают куда более полезны, чем друзья, Ильдико. Аттила заключил с ним сделку. Он отпустил епископа, взяв с него обещание открыть ворота родного города, когда Аттила подойдет с войском. И тогда у Аттилы не только появился повод нарушить границы римлян, но и уверенность в собственной победе. Он взял город, много золота, много пленных и епископа, в качестве благодарности за сдержанное слово. Аттила оказал ему милосердие, потому что римляне могли бы растерзать епископа, узнав, что именно он открыл ворота врагу. Теперь этот епископ — один из самых доверенных писарей Аттилы. Есть и другие, некоторые пришли из далеких земель, умоляя, чтобы им позволили стать писарями Аттилы.
— Неужели Аттиле так много нужно записать?
— Разумеется! Такой великий человек, как Аттила, говорит множество вещей, которые необходимо записывать. Он рассылает свои требования в Западную империю. Посылает им имена людей, которых захватил, и дает возможность решить, сколько золота они готовы уплатить за них в качестве выкупа. Записываются даже его сны, потому что оказывают большое влияние на решения, которые он принимает. — Эдеко взмахнул рукой. — Ну и все остальное — тоже.
— Понятно, — сказала я.
Когда Эдеко ушел, я сидела, дрожа от холода и размышляя о том, каким полезным для меня могло бы оказаться это мастерство. Несколько следующих дней я только и делала, что представляла себе, как научилась писать, а потом использовала свое умение, чтобы рассказать правдивую историю о мече войны. В этих мечтах я сочиняла историю Сигурда снова и снова, изменяя лишь слова, чтобы точнее описать отвагу героя и его падение. Эта мысль настолько захватила меня, что все мои силы уходили на то, чтобы удержаться от разговора об этом с Эдеко.
Однако во время своих следующих визитов он не мог не заметить, как заинтересовала меня сама идея письменности, поэтому однажды вечером принес мне образец — символы, записанные на свитке из шкуры.
Эдеко по обыкновению вошел молча. С серьезным и важным выражением лица он протянул мне свиток. Я впилась глазами в то, что он держал в руках, и встала, чтобы принять его дар. Затем быстро развернула свиток, и перед моими глазами предстали красивые округлые символы, о которых рассказывал Эдеко. Они были начертаны чернилами фиолетового цвета. Я так внимательно и долго рассматривала свиток, что напрочь забыла о присутствии Эдеко. Опомнившись, я подняла на него глаза и, к своему изумлению, увидела, что он разглядывает мое лицо так же пристально, как я — свиток.
Я пришла в ужас от выражения нежности в его глазах.
— Что здесь записано? — спросила я.
— Сон, — тихо сказал он.
— Сон Аттилы? Откуда он у тебя?
Его глаза словно источали нежность.
— Спустя некоторое время Аттила проверяет свитки и оставляет лишь те, которые считает важными для своего будущего. Остальные записи сжигаются. Этот свиток я взял из отложенных для сожжения. Можешь оставить его себе.
Он стоял совсем близко. Так близко, что я слышала его дыхание, и если бы не свиток, то он подошел бы еще ближе. Мне стало страшно.
— А Аттила знает, что ты его взял?
— Какая ему разница? Свиток выбросили за ненадобностью.
Я прикусила язык. Мне уже представлялось, как по ночам, когда ко мне мало кто мог прийти, я бесконечно долго переписываю символы палкой на земляном полу. Пальцы мои, истосковавшиеся по занятию, теперь горели от нетерпения.
— А если свиток увидит здесь одна из служанок? Я беспокоюсь, Эдеко. Ведь сон — это личная тайна каждого. Я очень благодарна тебе за то, что ты его принес и позволил своими глазами увидеть чудо, о котором так много рассказывал, но если кто-нибудь найдет этот свиток в моей хижине… скажем, когда мы уйдем в купальню… не истолкуют ли это так, будто мы?..
Внезапно взгляд Эдеко стал тяжелым.
— Сговорились? — закончил он за меня.
Эдеко вырвал свиток у меня из рук и стал быстро его сворачивать. Он уже повернулся, чтобы уйти, когда я схватила его за плечо.
— Я всего лишь беспокоюсь о тебе, — взмолилась я.
— Ты думаешь, Аттила, ни разу не усомнившись в моей преданности, сочтет меня способным на подобное? На сговор с тобой, женщиной из гаутов?
— Нет, я так не думаю. Я только представила, как это может выглядеть со стороны…
— Хватит! — крикнул он.
Его крик словно застыл в воздухе. Я сняла руку с плеча Эдеко и молча смотрела на покрывавшие его
