Девушка уткнулась в пол, как будто на нем был список напитков заведения, и заученным тоном перечислила:
– Молочный, банановый, ванильный, клубничный, вишневый…
– Они с алкоголем? – с надеждой в голосе спросил Саша.
– Алкогольных напитков не держим.
– Совсем?! – удивился Саша.
– Совсем.
Саша почти успокоился. Ведь водка – это не главное. Может, это и к лучшему?
– А что предложите из еды?
– В нашем кафе большой выбор десертов, широкий перечень пирожных и около двух десятков видов мороженого.
– А мяса нет? – Саша опять был озадачен.
– Нет. Это детское кафе. Для детей. Они, как правило, не заказывают водку, ром и текилу. Они любят сладкое, точнее, всевозможные пирожные и десерты. А еще они любят мороженое.
Возмущению Саши не было предела. Он почувствовал себя обманутым. Обманутым и даже обворованным. Украли его желание, точнее, надежду.
– А как же шашлык у вас на вывеске?
– Какой шашлык? – в свою очередь возмутилась девушка в передничке.
– У вас там Буратино готовит шашлык, – тоном прокурора, зачитывающего обвинительное заключение, произнес Саша. – И этот мангал…
– Это не шашлык и не мангал, – объяснила девушка.
– А что?
– Это он несет волшебные палочки-леденцы, и несет он их в лукошке, а не в мангале, – тоном учительницы начальных классов проговорила девушка. – К тому же это не Буратино, а Чиполлино.
– Чиполлино?! – Саша был так поражен этим открытием, что не сразу нашелся, что сказать. – Почему же у вашего Чиполлино, извините, нос больше, чем у меня… больше, чем у меня и у вас, вместе взятых?
Терпеливо, как умалишенному, девушка пояснила:
– Это не нос. Это лук. Понимаете? Зеленый лук.
– Лук?! Почему же лук у вашего, – Саша сделал упор на слове «вашего», тем самым давая понять, что не исключает возможность существования какого-нибудь другого, альтернативного Чиполлино, – у вашего сказочного персонажа торчит прямо из носа?
– Это он головку наклонил! – Видно было, что и девушка начинала терять терпение в разговоре с беспросветно тупым клиентом: она закатывала глаза к небу, заламывала руки и тяжело вздыхала.
– Головку наклонил… – задумчиво повторил себе Саша, чтобы понять, точнее, отчетливее оценить странную позу Чиполлино.
– Да, наклонил, – упрямо повторила официантка и, чтобы снять все вопросы, добавила: – Художник, оформлявший это кафе, так видел этот образ.
– Ясно, – облегченно вздохнул Саша. – Это не у меня разум помутился, это художник так видит. Вы уж извините меня. А то я смотрю, и семеро козлят у вас какие-то странные…
– А это не козлята, а гномы, – любезно подсказала девушка.
– Гномы? – озадаченно переспросил Саша.
– Конечно, гномы, – фыркнула она. – Кафе ведь называется «Дюймовочка».
– Как это я сразу не догадался? Гномы ведь часто с Дюймовочкой тусовались. Ну да, они же эти… как братья и сестрица. А еще художник так видел. Понятно…
– Так вы заказывать будете? – Официантка нетерпеливо постукала пальчиком по покрытому скатертью столу.
А Саша не стал заказывать. Сообщив девушке, что аппетит у него пропал, пропал совсем и, видимо, надолго, он вышел из «Дюймовочки».
Тоскливая мелодия сотового телефона заставила его вздрогнуть на самом выходе из кафе. Саша уже отвык, что ему кто-то звонил. Номер определился. Звонил его друг Леша. Леша позвонил, а Саша ответил. Ответил в телефон, точнее, в свой сотовый телефон ответил.
– Да, – коротко выдохнул в трубку Саша. – Привет, Леша.
– Привет, – откликнулась трубка Лешиным голосом.
– Привет, – поздоровался еще раз Саша.
– Это Леша.
– Да, я это уже понял, – нетерпеливо ответил Саша.
– Леша Карнаухов, – полностью представился Леша, чтобы, боже упаси, не возникло никаких разночтений.
Саша давно знал эту глупую привычку Леши, но всегда раздражался. Леша безумно боялся, что его не узнают или с кем-либо перепутают. Поэтому всякий раз, когда собеседник уже давно понял, с кем имеет дело, Леша долго и нудно докладывал, кто он, какой именно он Леша, и по нескольку раз здоровался.
– Какие новости? – поинтересовался Леша, когда все формальности с его стороны были соблюдены.
– В мире или где? – не понял Саша.
– Саша, Геша мне позвонил и все рассказал. Я хочу узнать, что с Олей.
– Старик, пока все так же. Ничего нового. Новостей нет. Но это не тот случай, когда отсутствие новостей тоже своего рода новость. Здесь отсутствие новостей, точнее, известий – это плохая новость.
– Саша, у меня голова что-то неважно соображает. Я не понял ровным счетом ничего из того, что ты сказал.
– Прости, Леша. Мне очень тяжело. Я очень любил, точнее, люблю Олю как человека. Да ее все любили, она всем нужна. А тут такое… Понимаешь, Оля очень близкий мне человек.
Слышно было, как Леша тяжело сопел в телефон.
– Я понимаю тебя. Мне тоже приходилось несладко, когда близкое мне существо находилось на краю жизни. – Саша заинтригованно слушал. – У меня тоже свинка морская болела. Мы с женой тогда всю ночь не спали, – выпалил Леша; чувствовалось, что у него наболело в душе и он хотел поделиться с другом этим своим горем. – Это почти то же самое.
– Она пыталась покончить с собой? – удивился Саша.
– Н-нет, – задумчиво произнес Леша. – Не думаю. Она была уравновешенным существом.
– Тогда это не то же самое, – горько возразил Саша.
– Наверное, ты прав, – согласился Леша.
А еще Саша думал. Думал свои мысли о Холодце. Но Леше он не хотел говорить об экстрасенсе. Неприятный осадок от общения с магом не проходил. И Саша не хотел рассказывать Леше о той неприятной встрече. Леша еще что-то говорил, что-то спрашивал. Но Саша его не слушал. Он неизменно отвечал: «Да, дружище» – и думал мысли.
Леша предупредил, что если он может чем-нибудь помочь, то он не против, точнее, поможет обязательно. А еще он просил Сашу сообщить, если появятся какие-нибудь новости. Саша пообещал и отключился. Вернее, не сам отключился, то есть вырубился полностью, а отключил телефон. Отключил и положил его в карман плаща. Положил и грустно усмехнулся – во всей этой суматохе он совершенно забыл о плаще, о своем элегантном плаще, порванном на самом видном месте.
Тогда Саша сделал много рисунков. Целую школьную тетрадь он извел на эскизы своих будущих картин. А еще написал несколько приличных акварелей и работ маслом. Он тогда носился с ними и всем показывал. Но друзья смеялись и говорили, что это мазня. Саша тогда очень обижался на них и даже не хотел общаться с ними из-за таких критичных отзывов о его работах. Еще Саша очень удивлялся, как они не видели в красном пятне в центре композиции крик? Именно КРИК!!! Раздирающий душу крик, вопль. Точнее, мольбу о помощи. Почему они, его друзья, не замечали этого?
А Саша очень долго тогда провозился именно над этой работой. Почти год он потратил на то, чтобы точно написать ту красную кляксу. Несколько эскизов и неудавшихся работ он сжег со слезами на глазах. Он это сделал под впечатлением врубелевского «Демона». Саша слышал, что художник сжег свой лучший эскиз, потому что испугался собственного творения.
