— Ничего.
— Я испугался, что и тебя потерял.
Я пошевелилась на холодной ступеньке.
— Не говори так, папочка.
Он закашлялся.
— Да, ты права.
Потом мы услышали крик из дома Уотерхаусов — долгий, высокий. Меня пробрала дрожь.
— Господи, это что еще? — спросил папочка.
Я покачала головой. Я не говорила ему о том, что Айви Мей пропала.
У нас за спиной кто-то кашлянул. К нам спустился доктор. Теперь, когда ожидание закончилось, я не хотела уходить со ступенек. Я не хотела видеть мамочку. Я ждала ее всю свою жизнь, и я бы и теперь предпочла всегда ждать ее — уж лучше так, чем вот это.
Папочка швырнул сигарету в сад, повернулся и пошел за доктором. Я услышала, как сигарета зашипела в мокрой траве. Когда этот звук стих, я тоже пошла в дом.
Мамочка лежала совершенно неподвижно, лицо у нее было бледное, а глаза неестественно блестели. Я села рядом с ней. Она устремила на меня взгляд. Я знала — она ждет, что я заговорю.
Я понятия не имела, что нужно говорить или делать. Играя, мы с Лавинией много раз репетировали такие сцены, но теперь, когда я сидела рядом с мамочкой, все это казалось совсем не к месту. Глупо было говорить что-то мелодраматическое, смешно — что-то банальное.
Но в конце концов я все же воспользовалась банальностью.
— В саду сегодня вечером пахнет замечательно. Особенно жасмин.
Мамочка кивнула.
— Я всегда любила аромат жасмина летними вечерами, — проговорила она и закрыла глаза.
Неужели это все, что мы могли друг другу сказать, — жасмин? Похоже, что так. Я сильно сжала ее руку и впилась в нее взглядом, словно так можно было лучше запомнить ее лицо. Я не могла заставить себя попрощаться с ней.
Доктор дотронулся до моего плеча.
— Теперь вам лучше уйти, мисс.
Я отпустила мамочкину руку и вниз по лестнице вернулась в сад, а там по мокрой траве дошла до ограды в конце. Приставная лестница все еще была там, хотя мы с Лавинией теперь уже почти не встречались над оградой. Я забралась наверх. Лестницы со стороны Уотерхаусов не было. Несколько секунд я постояла наверху, а потом, спрыгнув, приземлилась в сырой траве и испачкала платье. Отдышавшись немного, я пошла по саду к балконным дверям, которые вели прямо в малую гостиную дома Уотерхаусов.
Семья расположилась полукругом — так мог бы изобразить их художник. На шезлонге лежала Айви Мей, волосы ниспадали ей на лицо, глаза были закрыты. Лавиния лежала у ног сестры, уронив голову на край шезлонга. Миссис Уотерхаус сидела в кресле у головы Айви Мей и держала ее за руку. Мистер Уотерхаус стоял, прислонившись спиной к камину и закрыв глаза рукой. У дверей, опустив голову, маячил Саймон.
По их виду — они были здесь все вместе, но в то же время каждый сам по себе в своей скорби — я поняла, что Айви Мей мертва.
Я вдруг почувствовала, как в сердце у меня образовалась пустота. И в желудке тоже.
Когда я вошла, все они повернулись ко мне. Лавиния вскочила на ноги и, рыдая, бросилась в мои объятия. Через ее плечо я посмотрела на миссис Уотерхаус. Глядя на нее, я будто в зеркале увидела свое отражение. Ее глаза были сухи, а взгляд такой, словно она получила удар, от которого уже никогда не оправится.
А потому я к ней обратила мои слова:
— Моя мама умерла.
Китти Коулман
Всю свою жизнь Мод присутствовала где-то вблизи меня, и неважно, была она рядом или нет. Я отталкивала ее от себя, но она оставалась.
А теперь я держала ее руку и не хотела отпускать. Теперь именно ей пришлось отпустить меня. И когда она наконец сделала это, я поняла, что осталась одна и мне пора уходить.
Саймон Филд
На следующий день мистер Джексон убил эту белую лошадь выстрелом в голову.
А потом, когда наш па, Джо и я копали могилу, за мной пришла полиция и увела на допрос. Наш па даже ничуть не удивился. Он только покачал головой, и я понял, о чем он думает — не нужно мне было связываться с этими девочками.
Полиция задавала мне разные вопросы о том, что я делал в тот день — не только о том, как искал Айви Мей и нашел ее, но и о лошади, о Китти Коулман, о мистере Джексоне. Я подумал, что так они ни до чего не докопаются, к тому же они были не очень-то вежливы. Похоже, они хотели облегчить себе жизнь и свалить преступление на меня.
Когда уже стало совсем ясно, что они меня хотят обвинить, я сказал:
— Какой дурак сделал бы такое с девочкой, а потом притащил бы ее домой к родителям?
— Ты бы удивился, узнав, что делают преступники, — сказал один из полицейских.
Я подумал о высоком человеке в очках в конце конюшен. Но когда меня стали расспрашивать, как я нашел Айви Мей, я им о нем не сказал. Хотя мне-то от этого только легче бы стало — назови я им кого еще, пусть бы искали себе.
Но я знал, что он давно исчез, а эти неумехи никогда его не найдут.
А я найду. Найду когда-нибудь. Ради Айви Мей.
Джон Джексон
Я договорился о встрече с мисс Коулман на их семейной могиле. Сначала я думал было попросить ее прийти к могиле Фарадея, где мы встречались с ее матерью. Но это была глупая сентиментальная мысль, к тому же встречаться там было рискованно — если нас увидят на раскольничьем участке, могут возникнуть всякие разговоры, а если на лугу, то все решат, что мы обсуждаем детали похорон.
Она была одета во все черное, волосы убраны под черную соломенную шляпку. Я никогда не видел ее с подобранными волосами — так она выглядела на несколько лет старше. Ей об этом не известно, но она становится похожа на Китти.
— Спасибо, что пришли, мисс Коулман, — сказал я. Мы стояли бок о бок у могилы. — Примите мои соболезнования. Для всех нас это было огромным потрясением. Но ваша матушка теперь с Господом. — Я заморгал, уставившись в землю. Мне нередко приходится выражать сочувствие родственникам на кладбище, но на этот раз я почувствовал всю несуразность этих слов.
— Моя мать не верила в небеса, — сказала Мод. — Вам это известно.
«Что могли означать эти три последних слова? — возник у меня вопрос. — Известно ли ей о моей близости с ее матерью?»
На ее лице застыло такое непроницаемое выражение, что догадаться было невозможно.
— Передавая мне ваше поручение, Саймон не уточнил, зачем вы хотели меня увидеть, — сказала
