бы в пределах той критики в его адрес, которая содержалась статье. 'Это неспроста, - решил Булыга, - значит, есть указание райкома. В таком случае надо мне выступать прениях первым и задать тон'.
Секретарь райкома недоуменно переглянулся с Посадовой: что это он, почему первым? Надежда Павловна предоставила Булыге слово и шепнула секретарю:
- Нервничает.
Она не знала, что в день опубликования статьи 'Лицом к земле' секретарю райкома звонил Егоров, советовал статью внимательно изучить и правильно на нее 'отреагировать'.
- Дело с комплексными бригадами в общем-то новое, - говорил по телефону Захар Семенович, - навязывать его силой нельзя, но и отмахнуться от него было бы преступно. Надо посоветоваться с народом, все взвесить, обдумать, обсудить. Пусть сам народ решит. И насчет травополья подумайте. Сахарная свекла и бобы сулят много соблазнительного.
После такого разговора секретарь райкома счел необходимым лично присутствовать на партийном собрании в совхозе.
Булыга начал свою речь, как всегда, громко и, как всегда, уверенно, размахивая перед собой своими богатырскими ручищами, точно кому-то грозил.
- Должен, товарищи коммунисты, сразу сказать, что доклад меня не удовлетворил. - Роман Петрович сделал длинную паузу и внимательно вгляделся в зал, пытаясь уловить реакцию на свою первую фразу. Зал выжидательно и таинственно молчал, ничем не выказывая своего настроения. Булыга продолжал: - Доклад оторван от действительности на все сто процентов. По сути дела, докладчик повторил нам уже известную, неправильную, я бы сказал, клеветническую статью 'Лицом к земле', которая вызвала резкое недовольство среди рабочего класса совхоза 'Партизан' и среди ученых… Кто дал право докладчику выступать против травопольной системы, когда им, то есть Комаровой и Гурову, еще год назад было официальным органом разъяснено, что они заблуждаются?
- Это серьезное обвинение, Роман Петрович, - перебил его секретарь райкома. - В таком случае надо доказать, почему статья клеветническая и где, когда и чем выражал свое недовольство рабочий класс. И тем более ученые. Кто именно?
- Я докажу, Николай Афанасьевич, - храбро махнул рукой Булыга в сторону президиума. - Выступавший передо мной докладчик плохо знает состояние дел в совхозе или злоумышленно искажает факты. Я внимательно слушал доклад и скажу вам откровенно - ужасался. Кругом развал: потери урожая, надои молока падают, коровы в дерьме утопли, копейку считать не умеем, инициатива передовиков зажимается, кормов нет, урожаи низкие. Вот сижу я и думаю, зачем же держат таких разгильдяев-руководителей, которые довели совхоз до ручки? Давно их надо было гнать грязной метлой. И почему это при такой бесхозяйственности и безответственности руководства в сводках, которые печатают наши газеты, совхоз 'Партизан' по мясу и молоку постоянно и прочно стоит на первом месте в районе? Может, показатели сводки - это липа, сплошной обман государства и партии, очковтирательство? В таком случае, пользуясь присутствием здесь секретаря райкома, я требую создать авторитетную комиссию: пусть она проверит, соответствуют ли показатели сводок действительности.
- Соответствуют. Это мы без комиссии знаем, и в этом никто не сомневается, - бросил реплику секретарь райкома.
- А коль так, тогда статья в газете - стопроцентная клевета, ложь. - Булыга повернул голову к президиуму.
- Разве то, что вы шесть месяцев в году сидите на государственных кормах, клевета? - спросил секретарь райкома.
- А вы знаете, Николай Афанасьевич, сколько у нас свиней? Четыре тысячи голов, - ответил Булыга. - И пока нам не снизят поголовье - а этого делать никто не позволит, - мы будем покупать комбикорм у государства. Своего нам не напастись.
- А если повысить урожай зерновых, больше сажать картофеля, сахарной свеклы, кукурузы, выращивать бобы на корм скоту вместо овса? Тогда не нужно будет снижать поголовье.
- Урожай у нас неплохой, товарищи. Десять центнеров зерновых - это хорошо для наших почв.
- А можно и нужно двадцать центнеров, - снова бросил реплику секретарь райкома. Булыгу это возмутило, он резко бросил в президиум:
- Я прошу, товарищ председатель, дать мне возможность говорить.
Посадова постучала по графину, секретарь райкома, улыбаясь, задвигался на стуле. Булыга, с трудом находя нить своей речи, продолжал:
- Говорилось о потерях на уборке. Были, конечно, естественные, закономерные потери. Без них нельзя. Техника, как вы знаете, у нас еще несовершенна, комбайны не чисто вымолачивают.
- Но потери все-таки есть? - не утерпел секретарь райкома. - Выходит, обвинение газеты в клевете несостоятельно. Остается выяснить второй вопрос: о недовольстве рабочего класса и ученых.
- О своем возмущении наши рабочие, наши бывшие герои-партизаны сами скажут с этой трибуны. Они не постесняются, - подмигнул Булыга в зал. - А ученые уже сказали. Есть официальное письмо от авторитетных ученых из Министерства сельского хозяйства. Вы, наверно, помните, Николай Афанасьевич, что Гуров и Комарова еще в прошлом году выступали на партийном собрании и обращались в газету с критикой травопольной системы академика Вильямса. Статью их не напечатали тогда, как в корне вредную. И я удивлен упрямству Комаровой. Просто товарищи, не зная броду, сунулись в воду, а теперь хотят выйти сухими. Мальчишество - вот как это называется. Теперь, товарищи, о комплексных бригадах. Поверьте моему большому опыту, товарищи. Не первый год мы с вами вместе работаем. От одной лошади и трех землянок путь мы свой начали на пепелище, а теперь миллионные доходы даем государству. Поверьте мне, товарищи, кроме анархии, безответственности и неразберихи, комплексные бригады ничего хорошего не дадут.
- Почему такая уверенность, Роман Петрович? - спросил очень дружелюбно секретарь райкома. Но так, как Булыга не знал, что ему отвечать, то он вспылил:
- Вот что, Николай Афанасьевич, здесь не суд, а партийное собрание. А если вы хотите произвести следствие, найдите для этого более подходящее место. А я в таких условиях говорить не могу.
Сказав это, Булыга сошел со сцены и, дыша, как паровоз, весь потный и раскрасневшийся, покинул зал. Это была неумная демонстрация, которой Булыга надеялся вызвать замешательство собрания. Он, конечно, не думал, что за ним следом побегут, станут умолять и упрашивать вернуться. Он просто рассчитывал на сочувствие к себе со стороны коммунистов. Но и этот расчет не оправдался. Собрание продолжалось своим чередом. В то время, когда Роман Петрович лежал дома на кушетке, сняв лишь сапоги и китель, и размышлял над тем, что произошло, в зале клуба разгорались острые и бурные прения. Ни одного слова we было сказано в поддержку или в оправдание Булыги. Ему не сочувствовали, а выступление его и уход с собрания осуждали. Говорили, что директор груб с людьми, никого не слушает, все решает единолично, что статья совершенно правильная и работу в совхозе надо перестраивать.
- А кто должен перестраивать, скажите, пожалуйста? - спрашивал с трибуны Федот Котов. И сам отвечал: - Главенство будет директору принадлежать. А его-то и нет. Мы тут наговорим много полезного и толкового, а что проку, когда директор наших речей не слушает, когда он с нами не согласен.
Да, нехорошо получилось, это понимали и те, кто сидел в президиуме.
- А может, все-таки послать за ним или мне самой сходить? - спросила Посадова секретаря райкома.
- Это с какой стати? Поговорим на бюро райкома. А наводить порядок в совхозе надо сообща.
Вера сидела как на иголках. Каждая критика в адрес Посадовой - а ей тоже досталось за 'либерализм' - отдавалась колкой болью в сердце Веры, ей было жалко Надежду Павловну. Хотелось крикнуть в зал: 'Товарищи, она не виновата, она просто добрый человек, душа у нее такая…' Вера решила выступить.
- Товарищи! Я буду говорить кратко, - начала Вера, глядя поверх зала в темные квадраты окон кинобудки. - У меня всего-навсего три маленьких замечания. Первое. Мне непонятно, где товарищ Булыга видел возмущение рабочих масс статьей в газете?.. Я разговаривала перед собранием с большинством комсомольцев и молодежи. И все они горячо одобряют статью, поддерживают предложения авторов. Товарищ Булыга обещал, что возмущенные статьей выступят здесь. Но пока что никто не выступал. Мне думается, что коммунист Булыга в данном случае просто…
- Просто заврался наш директор, - послышался громкий и очень веселый голос Станислава
