трикотажных свитеров, выкройки которых он мог за копейки свистнуть у себя на родине, но Анна медлила. Производство делало своего хозяина беззащитным, открывало его бизнес для слишком многих алчных глаз. «Опасно. Я слабая, лакомый кусочек, сожрут», — и ежилась. Московский рэкет был в полном расцвете сил. Недели не проходило, чтобы кого-нибудь из реально знакомых ей по бизнесу людей не растерзали.
Но колобок все равно докатился до положенной ему лунки. Прошло еще полгода, и ее накрыла. Крыша. Причем, судя по всему, не черепичная, а реальная, чугунная. Кто дал наводку? Может, шофер, а может, кто на таможне, только там знали фактический торговый оборот фирмы. У нас же народ без креста. Сколько ни дай, все мало. Им по фигу, что они режут курицу, которая несет им золотые яйца. У них там инкубатор таких несушек.
Пришли вечером в офис. Банально и жутко. В черных кожаных пальто, коротко остриженные. Представились работниками какой-то тюменской фирмы (почему тюменской? Не тюменские же на нее наехали?) и мягко попросили пару контейнеров с пивом и сигаретами «к ассигнации», то есть даром. Волосы стали у Анны на голове дыбом, но она постаралась взять себя в руки и, кривясь деревянной улыбочкой, выдавила:
— Я должна подумать, господа. Свериться с бумагами, что там на подходе.
— Хорошо. Сколько мадам нужно времени? — спокойно ответили ей, делая насмешливое ударение на слове «мадам».
— Неделю, — ляпнула Анна.
— Мадам читает бумаги по складам? — усмехнулся главный. Слишком уж он спокойный и любезный. Такие сразу, без перехода к угрозам, вынимают пушку и валят тебя без объяснений. — Мы спешим, сегодня пятница. К понедельнику все должно быть готово.
«Знают, сволочи, что в понедельник приходит груз, — ужаснулась Анна. — Значит, точно через таможенников просочилось. К ним теперь за помощью не сунешься».
Поднялись, как по команде, и спокойно вышли, поигрывая мускулами и демонстративно оттопыривая кобуры под пиджаками. Особенно напугал последний, с ледяными глазами. Он молчал. Итак, жизни осталось на два дня с небольшим. Искать других бандитов, чтобы отбили, — бесполезно. «Они меня просто разыграют, как по нотам, обчистят до нитки и разбегутся. — У Анны на глазах уже расправились так не с одним коммерсантом. — Идти в милицию без протекции бессмысленно. Убежать? Все бросить? Отсидеться? А кто будет вести дела? К тому же в безвизовых странах быстро отыщут. В России прятаться бесполезно. Найдут не тебя, так родителей. Что же делать? Пара контейнеров — это только для затравки. Они не отстанут, пока все не высосут, и потом тебя же кокнут. А если просто разводят? Берут на понт? Как проверить?»
Страх. Нудный и пронзительный одновременно, как застарелая зубная боль, страх грыз ее весь вечер. Но новый поселившийся в ней человек знал только один путь — бороться до конца, даже когда уже нет никакой надежды.
И если ты проиграл, то хотя бы с полным сознанием, что сделал все, что мог. Интересно, легче ли с этим сознанием умирать? Пересиливая себя, она взяла записную книжку и стала просматривать фамилии — может, кто чем подсобит. И первым набрала номер Гагика. Не отвечает. После седьмого звонка трубку взяла домоправительница, присматривающая за квартирой в отсутствие хозяина, и ответила Анне, что шеф уехал во Францию и будет только через неделю. Слишком поздно. По мобильному из другой страны такие вопросы с малознакомым человеком не решишь.
Неожиданно она вспомнила, что недавно встретила бывшего одноклассника Колю, который хвастал, что кончил то ли Высшую школу милиции, то ли какую-то школу спецназа. Они обменялись телефонами и договорились организовать встречу одноклассников. Во всяком случае, это был единственный ее знакомый, который три года воевал в Афганистане.
Николай был здоров как бык. Среднего роста, с головой, прочно посаженной, как кочан капусты, на квадратное туловище. С лицом простым, располагающим и невзрачно-пегим, как масленичный блин. Но от него исходила мощная, монолитная сила буйвола. В прошлой, музыкальной, жизни Анна сравнила бы эту силу с залихватским напором знаменитого хачатуряновского марша из «Спартака», но теперь она просто подумала, что ее бывший одноклассник походил на задраенный со всех сторон бронетранспортер. Она отыскала Колин номер, попросилась к соседям позвонить, соврав, что ее телефон не работает, и, все раздумывая, правильно ли поступает, набрала семь цифр. Трубку взяла женщина.
— Николая, будьте добры. Привет, Коль, это Анна Богомолова. Извини, что впутываю тебя в такое дело. Ты же знаешь, я занимаюсь бизнесом. Дела довольно средне идут. А тут ко мне еще крыша пожаловала. Но такая, что до фундамента покрыть хочет, — бодро поведала Анна, стараясь не выдать паники в голосе.
— Ань, телефон может быть на прослушке, — деловито поправил ее Коля, словно по таким вопросам к нему обращались каждый день.
— Знаю. Я звоню тебе от соседей и маму предупредила, чтобы не болтала лишнего.
— Добре. Что-нибудь придумаем. Они тебя ведут?
— Да. Внаглую дежурят у подъезда. Прямо маячат перед глазами.
— А дома кто?
— Я и мама.
— Добре. Никуда не выходите. Я приду часов в десять. Адрес тот же? Оставь дверь приоткрытой, чтобы я не звонил.
Он пришел ровно в десять. Грузный, но собранный, как носорог перед атакой, деловой и почему-то довольный. С двумя сумками продуктов.
Мама, еще недавняя законодательница семейной моды, мрачной тенью бродила по квартире в халате, чего никогда не позволяла себе раньше, и стенала. Ее собственная личная трагедия, предательство такого смирного мужа, потеря кормушки и статуса, хаос в стране и страх за дочь совершенно ее парализовали. Она была как вырванный смерчем баобаб, беспомощно шевелящий перевернутыми вверх корнями. Анна Павловна жила теперь в непонятном, незнакомом для нее мире, полном опасностей и тайных угроз. Словно одного смерча злому року было мало, и теперь ее разжаловали из баобабов в карликовый японский бонсай и пересадили из чудного горшочка в непроходимые джунгли с ядовитыми лианами, тропическими ливнями и прочими милыми приятностями. Дочь была ее единственным провожатым в этих страшных джунглях. Потерять ее — значило для бедной женщины потерять последний отсвет разума во мраке безумия. Анна цыкнула на мать и провела Николая в гостиную. Там они присели за накрытый к чаю стол, и Анна подробно рассказала ему о встрече с «тюменскими братками» и о своих догадках, откуда у этого визита ноги растут. Николай некоторое время важно молчал.
— Пожалуй, я смогу тебе подсобить, — наконец решил он. — У меня есть знакомые хлопцы в «Альфе», да и сам я — глава охраны в одном банке. Дружок еще имеется в сыскном отделе управления, правда, он алиментщиков ловит, но все равно пробить твоих тюменцев может. Но за это ребятам надо будет забашлять.
— О какой сумме идет речь? — настороженно поинтересовалась Анна.
— Не знаю. Это по месту побачим. Но не меньше четвертака.
— Сумма приличная, — попробовала поторговаться Анна, но, не видя никакой ответной реакции, согласно развела руками: — Но, как говорится, назвался груздем…
— Как ты думаешь, много они про фирму знают?
— Наверняка приблизительный оборот, адреса поставщиков, часть документации. Судя по тому, как они говорили, меня уже пару месяцев пасут. Главное — откупаться от таких бесполезно. По частям все отберут, а потом кокнут.
— Это точно. А доступ на фирму?
— Нет, оригиналы всей документации, счета и деньги я храню в других местах… — Она замялась. — В банковской ячейке… — Было страшновато раскрывать свои секреты.
— Это плохо. Если они об этом знают, то могут взять живьем, ты одна ведь шифры знаешь. Без охраны на улицу соваться нельзя. Добре. Я возьму отпуск в банке, поговорю кое с кем и приду к тебе завтра в это же время. Сиди дома, говори, что заболела. А маму…
— Я хочу ее к соседке с третьего этажа на несколько дней отправить под видом ремонта.
— Добре. Здорово у тебя башка варит. Сегодня у нас пятница? Времени в обрез. У тебя есть неотложные дела на фирме?
