Троил и Крессида

Есть у народа каждого законы,
Смиряющие бурные порывы
Мятежных, необузданных страстей.
Когда известно всем нам, что Елена
Жена царю спартанскому, закон
Природы и народов побуждает
Ее вернуть. Упорствуя напрасно,
Мы только увеличиваем зло,
Его усугубляя. Так считаю
Я, брат ваш Гектор. Но не стану я
Препятствовать решеньям вашим пылким
Прекрасную Елену удержать.
Мы все уже немало сил своих
И доблести на это положили.

Троил

Да-да, мой брат, вот в этом-то и суть.
Когда бы дело не касалось чести,
А только нашей прихоти пустой,
Не проливал бы я троянской крови,
Елену защищая. Славный Гектор!
Пойми, что в ней — и честь и слава наша,
Она и поощренье славных дел
И всех врагов упорных посрамленье,
Она и наша будущая гордость.
Ведь сам ты, храбрый Гектор, никому
Грядущей громкой славы не упустишь,
Которая нас всех улыбкой манит,
Зовя вперед, к победам.

Гектор

Я с тобой,
Бесстрашный отпрыск славного Приама!
Я сам уже послал надменный вызов
Кичливым грекам, сонным и тупым:
Уж он-то их разбудит непременно.
Их вождь, мне говорили, мирно дремлет,
Не замечая, что раздор прокрался
В его войска.
Теперь проснется он!

Уходят.

СЦЕНА 3

Греческий лагерь. Перед шатром Ахилла.

Входит Терсит.

Терсит

Ну что, Терсит? Как! Заблудился в лабиринте собственной ярости? Неужто же этот слон Аякс довел тебя до такого состояния? Когда он бьет меня, я смеюсь, и это меня утешает. Конечно, лучше бы, чтобы я его бил, а он надо мной смеялся. Ах, черт возьми! Да я научусь ворожить и вызывать чертей, чтобы только найти выход из такого омерзительного унижения! А тут еще Ахилл навязался! Тоже мне штучка! Если падение Трои зависит от этой парочки, то стены ее простоят до того дня, пока сами собой не рушатся. О ты, великий громовержец Олимпа! Забудь, пожалуйста, что ты Юпитер, царь богов! И ты, Меркурий, да потеряет твой кадуцей[12] свою змеиную силу, если только вы не отнимете у этих молодчиков той самой капелюсенькой капли разума, какая у них есть. Их близорукое невежество настолько скудоумно, что не способно освободить муху из лап паука, не размахнувшись мечом для того, чтобы разрезать паутину. Да падет месть богов на весь этот лагерь, или, еще лучше, да заберет всех их та самая болезнь, которая именуется из скромности неаполитанской… [13] Ну, я все сказал! Взываю к бесу зависти, чтобы он произнес: «аминь». О Ахилл, мой повелитель!

Входит Патрокл.

Патрокл

Кто здесь? Терсит? Заходи-ка милейший Терсит, и позубоскаль!

Терсит

Кабы я льстился на всякую фальшивую монету, ты бы не ускользнул от моего внимания. Но не в этом дело. Ты сам себя покараешь. Да постигнет тебя проклятье всего человечества за безумство и невежество. Да сохранят тебя небеса от умного наставника, и да не коснется тебя ни один добрый совет. Пусть нрав твой до самой смерти управляет тобою. Но если та, которой достанется удел убирать твой труп, скажет, что ты — красивый труп, я поклянусь, что она, кроме прокаженных, ничего не видела. Аминь. А где же Ахилл?

Патрокл

Ишь ты! Да ты, оказывается, еще и ханжа! Это ты так молишься?

Терсит

Молюсь, и да услышит меня небо!

Входит Ахилл.

Ахилл

Кто здесь?

Терсит

Терсит, господин!

Ахилл

Ах, ты пришел! Что ж тебя не было за столом, когда я ел? Ты мало беспокоишься о моем пищеварении: ты ведь отличная приправа! Ну-ка, скажи мне, кто такой Агамемнон?

Терсит

Твой повелитель, Ахилл. Ну, а ты скажи-ка мне, кто такой Ахилл?

Ахилл

Твой повелитель, Терсит. Ну, а скажи-ка мое, прошу тебя, сам-то ты кто такой?

Терсит

Тот, кто лучше всех знает Патрокла. Ну, скажи мне, кто ты такой, Патрокл?

Патрокл