Дни барабанного боя

которые вел Пентагон, со ссылками на сенатора Болдуина, — завершил Шуресс. — Похоже, Уэстборн собрал улики, способные погубить немало карьер и репутаций.

Крофт потряс головой:

— Ты понимаешь, как дико это звучит?

— Тайло не стала бы поднимать ложную тревогу, сенатор, — твердо ответил Шуресс. — Нет оснований полагать, будто она что-то выдумала. Я ей верю.

— И что собираешься предпринять, Фрэнк?

— Если материалы на дискете столь компрометирующие, как утверждает Тайло, то, возможно, мы обнаружим мотив убийства. А там выйдем и на убийц.

Крофт задумался:

— Дискета у нее?

— Да. Тайло отстранили от работы до окончания расследования. Она сейчас дома, ждет моего приезда.

Крофт немного помолчал.

— Встретимся у меня в кабинете, — произнес он наконец. — Потом совершим небольшую поездку.

— То есть?

— Посмотрим, что покажет нам агент Тайло. Судя по тому, что содержание дискеты привело ее в ужас, она заслуживает нашего внимания. Согласен?

Шуресс покинул «Тауэр». Крофт немного подождал, потом вышел в коридор и, миновав две двери, вошел в третью.

Трое находившихся там Кардиналов сидели на возвышении за столом в форме подковы. Внизу стояли два стола и несколько стульев, будто в зале суда. Дальше три ряда скамеек. В этой комнате более двадцати лет назад высокопоставленные уотергейтские заговорщики давали показания, пытаясь спасти свою шкуру. На тех секретных заседаниях председательствовали двое из присутствующих здесь Кардиналов.

Крофт убедился, что дверь за ним заперта. По застывшим выражениям лиц он убедился, что с помощью чувствительных микрофонов, спрятанных в «Тауэрс», Кардиналы слышали каждое слово Шуресса. Тем лучше. Это сбережет время.

— Джимми, похоже, эта девчонка из секретной службы устроила нам кучу неприятностей, — сказал Хьюберт Болдуин с сильным теннессийским акцентом.

Рослый, грузный человек с будто высеченным из камня лицом, Болдуин представлял собой живую сенатскую легенду. Ему исполнилось семьдесят два, он ходил, опираясь на трость с серебряным набалдашником, любил хорошее виски и сигары, жил с третьей женой, на сорок лет моложе его. Безжалостный, когда дело доходило до политических стычек, и с виду несокрушимый, он погубил немало политиков и мог погубить еще многих.

— Похоже, что так, — уважительно ответил Крофт. Из осторожности он не хотел подчеркивать, что Шуресс упоминал его фамилию, притом в убийственном контексте.

— Кажется, дело принимает дурной оборот, — заметил Пол Робертсон. — Интересно, Хьюберт, почему всплыла твоя фамилия. Может, просветишь нас относительно тех «медицинских экспериментов»?

Самый младший из троих, еще не достигший пятидесяти, смазливый, как герой мыльной оперы, Робертсон унаследовал отцовское место сенатора от Флориды. Закулисные политиканы завершили его образование. Никто не умел лучше его организовать кампанию по сбору средств на все, что угодно, или привлечь на свою сторону избирателей-пенсионеров. Но Робертсон обладал не только привлекательной внешностью. Те, кто обманывал его или сердил, быстро узнавали, до какой степени он злопамятен и опасен.

— Старая история! — резко ответил Болдуин. — Было и быльем поросло.

— Не будем позволять себе лишнего, Пол, — предложила Барбара Зентнер, увидев скептическое выражение его лица.

На ней был костюм из зеленого шелка, подчеркивающий желто-рыжий цвет ее кудрей. Крофта поражало, как можно при таком блестящем уме обладать столь вульгарным вкусом. Однако Зентнер постоянно выслушивала комплименты своей внешности и умению одеваться. Старший сенатор от Калифорнии, чьей политической изворотливости воздавали должное, терпеть не могла конструктивной критики.

— Согласна, мы столкнулись с неожиданностью, — продолжала она. — Но меры предосторожности принять можно.

Она устремила взгляд своих блестящих глаз хищницы на Крофта.

— Джеймс, я права?

Крофт был одарен быстрым, ясным умом, действующим не хуже компьютера. Еще выслушивая Фрэнка, он строил планы, взвешивал всевозможные «за» и «против».

— Права, Барбара.

— Тогда поделись, пожалуйста, соображениями.

— Судя по тому, что говорил нам Шуресс, Уэстборн создал эту ситуацию неумышленно, — сказал Крофт. — Однако мы знаем самое главное — у кого дискета.

— Одна из дискет, — перебил его Робертсон. — Где-то спрятана еще одна. И, судя по тому, что ты сообщил нам, в кабинете Уэстборна ее не нашли.

— Верно, но с нею придется подождать, — сдержанно ответил Крофт. — Сейчас наша главная забота — агент Тайло.

— Новенькая, — громыхнул Болдуин.

— Да. Но тем проще будет забрать у нее дискету.

Подагрические пальцы Болдуина сплелись на серебряном набалдашнике трости.

— Шуресс говорил, ее отстранили от работы. Это правда?

— Да. И очень кстати. Молодая женщина совершила ужасную ошибку, стоившую жизни человеку, которого она должна была охранять. И просто раздавлена этим. Секретная служба вместо того, чтобы заступиться, избавляется от нее. Карьере конец. С такой репутацией она может считать за счастье, если ее возьмут патрулировать аллею в парке. Отсюда отчаяние, безнадежность. Прямой путь к самоубийству...

— А семья? — небрежно спросил Роберт-сон. — Родные, которых волнует, что с ней станется?

— Нет никого, — ответил Крофт.

— Любовник?

Крофт улыбнулся:

— Легкая ирония жизни. Шуресс.

Он умолк, думая, сколько времени им потребуется, чтобы осмыслить этот факт и сделать вывод.

— Шуресса тоже надо убрать, — сказала наконец Зентнер. — Раз он знает кое-что о содержании дискеты, то так этого не оставит — после того, что произойдет с его любовницей.

— Шуресс не новичок, — напомнил Болдуин. — Сработать надо аккуратно. И концы в воду.

— В обоих случаях, — непререкаемым тоном произнесла Зентнер.

Крофт не вмешивался в разговор. Он уже принял решение.

— Тебя что-то беспокоит, а, Джимми? — негромко спросил Болдуин.

— Осмелюсь сказать — то же, что и тебя, Хьюберт.

— Не позволяй себе лишнего, Джимми, — вспылил старый сенатор. — Ты меня знаешь.

Крофт почувствовал себя отшлепанным мальчишкой.

— Хьюберт, я просто имел в виду, что выбор возможностей у нас ограничен, а действовать надо быстро.

Пол Робертсон понял, что Болдуин ищет ссоры. В последнее время теннессиец все чаще становился старчески капризным, брюзгливым, упрямым. Времени успокаивать его сейчас не было.

— Джеймс прав, Хьюберт, — сказал Робертсон. И обратился к Крофту: — Продолжай.

— Похоже, Тайло просмотрела только часть дискеты. Но с тех пор прошло несколько часов. Наверное, теперь уже добралась до конца. Поскольку мы не знаем, что там за материалы, можно предположить, что упоминается не только Хьюберт.