не имела, что это такое. У нее не было ни игрушек, ни кукол, ни подружек, с которыми она могла бы играть, — никого, кроме отца. Она делала ему маленькие детские подарки, не зная, как ему угодить, но он либо не замечал их, либо поднимал ее на смех.
Когда Ларе было пять лет, она случайно подслушала, как отец жаловался одному из жильцов:
— Эх, не тот ребенок помер. Было бы куда лучше, если бы выжил сын.
В ту ночь Лара горько плакала, пока не заснула. Ведь она так любила своего отца. И так его ненавидела.
К шести годам Лара напоминала картину Кина: огромные глазищи на бледном, худом личике. В тот год в их общежитие въехал новый постоялец. Его звали Мунго Максуин, и был он здоровенный, словно медведь, мужчина. Он как-то сразу проникся искренним участием к девчушке.
— Как тебя зовут, малышка? — наклонился он к ребенку.
— Лара.
— Ого! Прекрасное имя для прекрасного дитя. Ты, наверное, уже ходишь в школу?
— В школу? Нет.
— А почему нет?
— Не знаю.
— Давай-ка выясним. — Он подошел к Джеймсу Камерону и сказал:
— Я слышал, твой ребенок не посещает школу.
— А че ей там делать? Она ж девка. Не нужна ей никакая школа.
— Нет, мужик, ты не прав, — возразил Мунго. — Ей обязательно нужно дать образование. Должен же и у нее быть свой шанс в жизни.
— Да брось ты, — отмахнулся Джеймс. — Это пустая трата денег.
Но Максуин оказался весьма настырным, и в конце концов, чтобы только он заткнулся, Джеймс Камерон согласился. По крайней мере хоть несколько часов в день девчонка не будет маячить перед глазами.
Узнав, что она пойдет в школу, Лара жутко испугалась. Всю свою короткую жизнь девочка провела среди взрослых и почти не имела контактов с другими детьми.
В следующий понедельник Большая Берта отвела ее в начальную школу св. Анны, и Лару проводили в кабинет директора.
— Это Лара Камерон.
Миссис Каммингс, директриса школы, была седеющей женщиной средних лет, у которой после смерти мужа на руках осталось трое детей. Она оглядела стоящую перед ней убого одетую девочку и, улыбнувшись, мягко сказала:
— Лара. Какое милое имя. Сколько тебе лет, дорогуша?
— Шесть, — едва сдерживая слезы, пролепетала Лара. «Ребенок очень напуган», — подумала миссис Каммингс.
— Ну что ж, мы очень рады, что ты будешь ходить в нашу школу, — сказала она. — Тебе здесь понравится, и ты многому научишься.
— Я не могу тут оставаться, — выпалила Лара.
— Что? Но почему?
— Папа будет очень скучать. — Она изо всех сил старалась не расплакаться.
— Ну ничего. Ты ведь будешь проводить здесь только несколько часов в день, — успокоила ее директриса.
И Лара позволила отвести себя в заполненный детьми класс. Ее посадили за одну из задних парт.
Мисс Теркель, учительница, старательно выводила на доске буквы.
— 'А'. С этой буквы начинается слово «арбуз», — говорила она. — Слово «бочка» начинается с буквы 'Б'. А кто может придумать слово на букву 'В'?
Поднялась чья-то детская ручка.
— Варежка.
— Очень хорошо! А на 'Г'?
— Голова.
— А на 'Д'?
— Дерево.
— Великолепно! Ну а кто знает слово, которое начинается на букву 'Е'?
— Еб…ся, — громко сказала Лара.
В классе Лара была самой младшей, но мисс Теркель часто казалось, что она намного старше других ребят. В этой девочке ощущалась какая-то настораживающая недетскость.
— Она настоящая маленькая женщина, — сказала директрисе учительница, — просто ждет, когда станет выше ростом.
В тот первый день во время завтрака дети достали свои разноцветные баночки-скляночки, вытащили яблоки, печенье и завернутые в кальку бутерброды, и только Ларе есть было нечего — никто даже и не подумал дать ей в школу завтрак.
— А где твоя еда, Лара? — спросила мисс Теркель.
— Я не голодная, — насупилась Лара. — Я утром наелась.
Большинство девочек в школе были опрятно одеты в чистенькие юбочки и блузки. Лара же ходила в выцветших клетчатых платьях и поношенных рубашках, из которых она давно уже выросла.
— Мне нужна новая одежда для школы, — сказала она как-то отцу.
— Да? — вскипел тот. — Мне что, денег девать некуда? Пойди попроси что-нибудь в штабе Армии спасения.
— Но, папа, это же для нищих, — возмутилась Лара и тут же получила от отца увесистую пощечину.
Одноклассники Лары знали игры, о которых она никогда даже и не слышала. У девочек были игрушки и куклы, и некоторые из них охотно делились ими с Ларой, однако она всегда с горечью осознавала, что все это чужое, а у нее самой ничего нет. И хуже того, за годы учебы в школе Лара увидела совершенно другой мир, мир, где у детей были мамы и папы, которые дарили им подарки и устраивали им вечеринки на дни рождения, и любили их, и заботились о них, и целовали их. Впервые Лара начала понимать, сколь многим она была обделена в своей жизни. И от этого она чувствовала себя еще более одинокой.
Общежитие тоже было своеобразной школой. Оно напоминало какой-то многонациональный микрокосмос. По именам постояльцев Лара научилась определять, откуда они приехали: Мак из Шотландии, Холдер и Пайк из Ньюфаундленда, Шиассон и Окдан из Франции, а Дудаш и Козик из Польши. Среди них были и лесорубы, и рыбаки, и шахтеры, и торговцы. По утрам на завтрак и по вечерам на ужин они собирались в просторной столовой, и Лара как зачарованная слушала их разговоры. Казалось, что у каждой группы этих работяг был свой загадочный язык.
В Новой Шотландии трудились в то время тысячи лесорубов, разбросанных по всему полуострову. Когда эти парни собирались в общежитии, от них пахло опилками и дымком от костра, и говорили они все время о таких непонятных вещах, как обрубка, кантовка или подрезка.
— В этом году мы должны выдать почти двести миллионов погонных футов, — объявил однажды за ужином один из них.
— Как это футы могут быть погонными? — удивилась Лара. За столом раздался дружный хохот.
— Детка, — принялся объяснять лесоруб, — погонный фут — это кусок доски площадью в один квадратный фут и толщиной в один дюйм. Вот когда ты вырастешь, выйдешь замуж и захочешь построить деревянный домик комнаток на пять, то тебе понадобится двенадцать тысяч погонных футов леса.
— Я никогда не выйду замуж, — заявила Лара.
