милейший, тренируйтесь», но вовремя спохватился и указал на возвышающееся за его спиной здание.
— Да вот же он.
Но как только он повернулся, чтобы идти дальше, незнакомец с силой прижал его к стене. В руке верзилы угрожающе блеснул нож.
— Бумажник!
Чувствуя, как бешено заколотилось его сердце, Филип посмотрел по сторонам. Улица была пустынна.
— Хорошо, — проговорил он. — Только не надо нервничать. Можете взять мой бумажник. — Острие ножа ткнулось в его горло. — Послушайте, нет никакой нужды…
— Заткнись! Давай деньги!
Филип запустил руку в карман и вытащил бумажник.
Схватив и сунув его себе в карман, грабитель заметил на руке Филипа дорогие часы и резким движением сорвал их. Затем он, крепко стиснув левую руку своей жертвы, полоснул острым, как бритва, ножом, до кости разрезав запястье. Филип взвыл от боли. Хлынула кровь. Незнакомец растворился в темноте.
Потрясенный, Филип стоял и смотрел, как, смешиваясь с дождем, его кровь струйкой течет на асфальт.
Он потерял сознание.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
Глава 30
О случившемся с Филипом Лара узнала в Рино. Позвонившая ей Мариан Белл была близка к истерике.
— Он сильно пострадал? — допытывалась Лара.
— Подробностей нам пока не сообщили, — сказала ей секретарша. — Сейчас он находится в палате интенсивной терапии больницы имени Рузвельта.
— Я немедленно вылетаю.
Когда шесть часов спустя Лара прибыла в больницу, Говард Келлер был уже там. Он выглядел потрясенным.
— Так что же случилось? — спросила Лара.
— Очевидно, Филип подвергся нападению, когда выходил из «Карнеги-холл». Его нашли лежащим без сознания посреди улицы.
— Состояние тяжелое?
— У него перерезаны сухожилия кисти. Он пребывает в глубокой депрессии, но сознание к нему вернулось.
Они вошли в палату. Филип лежал на кровати. Рядом находилась капельница.
— Филип… Филип… — Голос Лары, казалось, доносился откуда-то издалека.
Он открыл глаза и увидел Лару и Говарда Келлера. Очертания их силуэтов двоились, во рту пересохло, во всем теле чувствовалась слабость.
— Что со мной произошло? — чуть слышно произнес Филип.
— Тебя ранили, — проговорила Лара, — но ты поправишься.
Филип опустил глаза и увидел свою забинтованную левую руку. И сразу все вспомнил.
— Я был… Насколько это серьезно?
— Не знаю, дорогой, — сказала Лара. — Я уверена, все будет хорошо. Скоро ты встретишься с врачом, и он тебе все объяснит.
– В наши дни доктора творят настоящие чудеса, — ободряюще вставил Келлер.
Филипа снова начало клонить ко сну.
— Я же сказал, что отдам все, что он потребует. Ну зачем ему надо было калечить мою руку? — заплетающимся языком пробормотал он. — Ну зачем…, ему надо было калечить…, мою…
Через два часа в палату вошел доктор Деннис Стэнтон, и как только Филип увидел выражение его лица, он сразу понял, что тот собирается ему сказать.
— Говорите.
Доктор Стэнтон вздохнул.
— Боюсь, моя информация не будет для вас утешительной, мистер Адлер.
— Что с рукой?
— Перерезаны сгибающие сухожилия, так что теперь ваша рука потеряла подвижность и чувствительность. Более того, повреждены медиальный и локтевой нервы. — Объясняя, доктор иллюстрировал свои слова на собственной руке. — Медиальный нерв отвечает за работу большого, указательного, среднего и безымянного пальцев. А локтевой нерв связан вообще со всеми пальцами.
Филип крепко закрыл глаза, пытаясь справиться с захлестнувшей его волной отчаяния.
— Таким образом, вы хотите сказать… — минуту спустя заговорил он, — вы хотите сказать, что я никогда уже больше не смогу пользоваться своей левой рукой?
— Да, мистер Адлер. Признаюсь, вам повезло, что вы еще остались живы. Ведь у вас перерезана артерия. И чудо, что вы не истекли кровью до смерти. Нам пришлось наложить на вашу руку шестьдесят швов.
— Боже! И неужели ничего нельзя сделать?
— Кое-что можно. Мы могли бы провести операцию на вашей левой руке, что позволило бы ей приобрести некоторые двигательные способности, но они будут очень ограниченными.
«Уж лучше бы он меня убил», — в отчаянии подумал Филип.
— Когда ваша рука начнет заживать, — продолжал доктор Стэнтон, — у вас начнутся сильные боли. Чтобы справиться с этим, мы дадим вам лекарства, но, уверяю вас, со временем эти боли прекратятся.
«Нет, настоящая боль не оставит меня никогда, — пронеслось в голове у Филипа. — Никогда». Он словно оказался в каком-то кошмаре. И избавиться от него было невозможно.
К Филипу в больницу явился детектив. Это был много повидавший человек лет шестидесяти, старой закваски, с усталым видом.
— Я лейтенант Манчини, — представился он. — Сочувствую вам, мистер Адлер. Лучше бы он сломал вам ногу. Простите…, я хочу сказать…, если уж этому суждено было случиться.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сухо проговорил Филин.
Неожиданно в палату заглянул Говард Келлер.
— Вы не знаете, где Лара? — Он увидел незнакомца. — Ох, простите.
— Она где-то здесь, — сказал Филип и добавил:
— Это лейтенант Манчини. А это Говард Келлер. Детектив внимательно разглядывал Келлера.
— Ваше лицо кажется мне знакомым. Мы раньше не встречались?
— Едва ли.
В глазах Манчини вдруг вспыхнули искорки.
— Келлер Бог мой, вы же играли в бейсбол в Чикаго.
— Верно. А как вы…
— Один сезон я вербовал игроков в «Кабз». Я до сих пор помню ваши удары и перебежки. Вы могли сделать прекрасную спортивную карьеру.
— Д-да… Прошу меня извинить. — Келлер повернулся к Филипу. — Я буду ждать Лару на улице.
