Мэри постаралась, чтобы ее голос звучал ровно.
— «Побаловаться» — это значит…
— Если у меня начинает расти грудь, то мальчишки думают, что со мной все можно. Мама, тебя когда-нибудь смущало твое тело?
Мэри подошла к Бет и обняла ее.
— Да, моя дорогая. Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, меня очень смущало мое тело.
— Мне не нравится, что у меня начались месячные, растет грудь и волосы на теле. Почему это так?
— Это бывает со всеми девушками, и тебе надо привыкнуть.
— Нет, я не хочу. — Она вырвалась и крикнула: — Я совсем не против любви, но я никогда не буду заниматься сексом. Ни с кем. Ни с Арнольдом, ни с Вирджилом, ни с Кевином.
— Ну, если ты так решила… — сказала торжественно Мэри.
— Именно! Мама, а что сказал президент Эллисон, когда ты сообщила, что отказываешься быть послом?
— Он мужественно воспринял эту новость, — уверила ее Мэри. — Пожалуй, займусь ужином.
Мэри ненавидела готовить и не умела этого делать. А поскольку ей нравилось, чтобы все было как надо, от этого она ненавидела кухню еще больше. Это был какой-то замкнутый круг. Хорошо, что три раза в неделю приходила Люсинда убирать дом и готовить ужин. Сегодня у Люсинды выходной. Когда Эдвард вернулся из больницы, Мэри была на кухне, пытаясь спасти подгоревшие бобы. Она выключила плиту и поцеловала Эдварда.
— Привет, милый. Как прошел день?
— Кстати, сегодня ко мне привели тринадцатилетнюю девочку с вагинальным герпесом.
— О Боже. — Она выбросила бобы и открыла банку с помидорами.
— Ты знаешь, я начинаю беспокоиться за Бет.
— Не стоит, — заверила его Мэри. — Она собирается умереть девственницей.
За ужином Тим спросил:
— Папа, может, вы подарите мне на день рождения доску для серфинга?
— Тим, мне не хочется тебя разочаровывать, но ведь ты живешь в Канзасе.
— Я знаю. Но Джонни пригласил меня провести с ним каникулы на Гавайях. У его предков есть пляжный домик на острове Мауи.
— Что же, — сказал Эдвард, — если у Джонни есть пляжный домик, то должна быть и доска.
Тим повернулся к матери.
— Можно мне будет с ним поехать?
— Посмотрим. Тим, не ешь так быстро. Бет, ты совсем ничего не ешь.
— Я не вижу человеческой еды. — Она посмотрела на родителей. — Вот что я вам скажу. Я собираюсь поменять имя.
— А в чем дело? — осторожно спросил Эдвард.
— Я решила заняться шоу-бизнесом.
Мэри и Эдвард переглянулись.
— Господи, — произнес Эдвард.
Глава 8
В 1965 году крупный скандал потряс мировые секретные службы. Мехди бен Барку, оппозиционного лидера, боровшегося против марроканского короля Хасана II, заманили в Париж из его убежища в Женеве и убили с помощью французской секретной службы. После этого инцидента президент Шарль де Голь вывел французскую спецслужбу из подчинения премьер-министра и передал ее под контроль министерства обороны. Именно поэтому министр обороны Ролан Пасси отвечал теперь за безопасность Марина Грозы, которому Франция предоставила политическое убежище. Жандармы охраняли виллу в Нейи круглосуточно, но министра успокаивал лишь тот факт, что Лев Пастернак лично занимается безопасностью эмигранта. В свою очередь Ролан Пасси сам ознакомился с системой внутренней безопасности и был твердо уверен, что на виллу проникнуть невозможно.
В последние несколько недель стали циркулировать слухи, что готовится переворот, что Марин Гроза собирается вернуться в Румынию и что военные поддерживают его в стремлении сбросить Александру Ионеску.
Лев Пастернак постучал в дверь и вошел в библиотеку, которая служила Марину Грозе кабинетом. Гроза работал, сидя за письменным столом. Он поднял глаза на Пастернака.
— Все хотят знать, когда произойдет революция, — сказал тот. — Это самый известный секрет во всем мире.
— Скажи им, пусть наберутся терпения. Лев, ты поедешь со мной в Бухарест?
Больше всего на свете Пастернак хотел вернуться в Израиль. «Это у меня временная работа», — уже давно сказал он Марину Грозе. — «Пока ты не будешь готов к действию». «Временная» работа длилась недели, месяцы, так прошло три года. А теперь надо было принимать еще одно решение.
«В мире пигмеев», — подумал Лев Пастернак, — «я удостоился чести служить гиганту». Лев никогда не встречал более бескорыстного и самоотверженного человека, чем Марин Гроза.
Когда Пастернак начал работать с Марином Грозой, его заинтересовало, где семья Грозы. Гроза никогда не говорил о своих близких, но один офицер рассказал ему следующее:
— Грозу предали. Секуритате захватила его и пытала несколько дней. Они пообещали отпустить его, если он выдаст своих товарищей по подполью. Он ничего не сказал. Тогда они арестовали его жену и четырнадцатилетнюю дочь и привели в камеру пыток. Грозе сказали: либо он заговорит, либо увидит, как они умрут. Трудно себе представить более страшное испытание для человека. Жизнь жены и дочери против сотен жизней товарищей, которые верили ему. Я думаю, Гроза пришел к выводу, что его семью все равно убьют. Он отказался выдать соратников. Его привязали к стулу и заставили смотреть, как жену и дочь насиловали до тех пор, пока они не умерли. Но и на этом его страдания не закончились — охранники кастрировали его.
— Господи!
Офицер посмотрел в глаза Льва Пастернака и сказал:
— Главное, чтобы вы понимали: Марин хочет вернуться в Румынию не для того, чтобы отомстить. Он хочет дать свободу своему народу. Он хочет, чтобы такое никогда больше не повторилось.
В тот день Лев Пастернак стал работать на Грозу и с каждым днем все больше и больше проникался любовью к революционеру. Теперь ему предстояло решить — возвращаться в Израиль или поехать с Грозой в Румынию.
В тот вечер Пастернак, проходя по коридору мимо спальни Марина Грозы, услышал крики. «Значит, сегодня пятница», — подумал он. День, когда приходили проститутки. Их выбирали наугад в Англии, США, Бразилии, Японии, Таиланде и других странах. Они не знали, куда и к кому поедут. Их встречали в аэропорту Шарль де Голль, везли прямо на виллу, а через несколько часов опять отвозили в аэропорт и сажали в самолет. Каждую ночь по пятницам были слышны крики Марина Грозы. Все полагали, что Марин — извращенец. Единственный человек, кто знал, что именно происходит за дверями спальни, был Лев Пастернак. Визиты проституток не имели ничего общего с сексом. Они были инструментом покаяния. Раз в неделю Гроза раздевался догола, а женщина привязывала его к стулу и истязала до крови кнутом. Каждый раз, когда его хлестали, он представлял, как насилуют его жену и дочь. И тогда он начинал кричать: «Простите! Я все расскажу! Господи, сделай так, чтобы я им все рассказал…»
Телефонный звонок раздался через десять дней после того, как было обнаружено тело Гарри Ланца.
