— Любимая, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты выйдешь за меня замуж?
Даже не раздумывая, Грасиела ответила:
— Да. Конечно.
И она вновь была в его объятиях. «Это то, о чем я мечтала и считала несбыточным», — думала она.
— Мы немного поживем во Франции, — говорил Рикардо. — Там мы будем в безопасности. Скоро эта борьба закончится, и мы вернемся в Испанию.
Она была уверена, что поедет с этим человека куда угодно и захочет разделить с ним любую опасность.
Они говорили не переставая. Рикардо рассказал ей о том, как он впервые встретился с Хайме Миро, о своей расторгнутой помолвке и о недовольстве своего отца. Рикардо знал, что Грасиела расскажет о своем прошлом, но она молчала.
«Я не могу рассказать ему. Он возненавидит меня», — думала она, глядя на него.
— Обними меня, — попросила Грасиела.
Они уснули. Проснувшись на заре, они смотрели, как солнце, медленно поднимаясь над горным хребтом, окрашивает склоны гор теплым красным светом.
— Нам будет безопаснее сегодня переждать здесь. Мы отправимся в путь, когда стемнеет, — сказал Рикардо.
Они достали кое-какую еду из сумки, которую им дали цыгане, и, перекусив, стали строить планы на будущее.
— Испания — страна богатейших возможностей, — говорил Рикардо. — Или она будет такой, когда наступит мир. У меня десятки разных идей. У нас будет свое собственное дело. Мы купим прекрасный дом и будем воспитывать красивых сыновей.
— И прелестных дочерей.
— И прелестных дочерей, — улыбнулся он. — Я никогда не думал, что могу быть так счастлив. — Я тоже, Рикардо.
— Через два дня мы доберемся до Логроньо и встретимся с остальными, сказал Рикардо, взяв ее за руку. — Мы скажем им, что ты не вернешься в монастырь.
— Интересно, как они к этому отнесутся. — И она рассмеялась. — Впрочем, мне все равно. Господь понимает. Я люблю свою монастырскую жизнь, — тихо сказала она, — но…
Прильнув к нему, она поцеловала его.
— Мне еще нужно во многом разобраться, чтобы получше узнать тебя, сказал Рикардо.
— Я не понимаю, о чем ты? — с недоумением спросила она.
— Те годы, что ты провела в монастыре в отрыве от мира… Скажи мне, милая, тебе не жалко, что ты потеряла столько лет?
Как ей было объяснить ему?
— Рикардо, я ничего не потеряла. Неужели мне действительно есть о чем жалеть?
Он думал обо всем этом и не знал, с чего начать. Он понимал, что события, казавшиеся ему столь важными, ничего не значили для монахинь. Что могли значить для них войны, вроде арабо-израильского конфликта, берлинская стена, убийства политических лидеров, таких, как Джон Кеннеди и его брат Роберт Кеннеди, убийство Мартина Лютера Кинга — выдающегося негритянского лидера мирного движения за равноправие негров, голод, наводнения, землетрясения, забастовки и демонстрации протеста против жестокости по отношению к человеку?
В конце концов, насколько хоть что-то из этого могло бы повлиять на ее личную жизнь? Или на жизнь большинства людей на земле?
Наконец Рикардо сказал:
— С одной стороны, ты не много потеряла, но, с другой стороны, тебе есть о чем жалеть. Все эти годы происходило что-то значительное. Это жизнь. За то время, что ты провела в заточении, рождались и вырастали дети, женились возлюбленные, люди страдали, радовались, умирали, и мы все были частью этого, частью жизни.
— А ты думаешь, я не была? — спросила Грасиела.
И тут ее словно прорвало. Она рассказала ему все, прежде чем смогла остановиться.
— Когда-то и я была частью этой жизни, о которой ты говоришь, и это был сущий ад. Моя мать была шлюхой, и каждую ночь у меня появлялся новый «дядя». Когда мне было четырнадцать лет, я отдалась мужчине, потому что меня к нему влекло, и я ревновала свою мать к нему и к тому, чем они занимались. — Слова лились из нее непрерывным потоком. — Я бы тоже стала шлюхой, если бы оставалась частью той жизни, которую ты считаешь такой драгоценной. Нет, я не думаю, что я чего-то лишилась. Я приобрела. Я нашла настоящий мир, полный покоя и добра.
Потрясенный Рикардо смотрел на нее.
— Прости. Я не хотел…
Она разрыдалась. Обняв ее, он пытался ее успокоить:
— Все хорошо. Все уже позади. Ты была маленькой. Я люблю тебя.
Рикардо словно отпустил ей грехи. Она рассказала ему о своем ужасном прошлом, а он все-таки простил ее. И, что было чудом из чудес, продолжал любить ее.
Он крепко прижал ее к себе. У Федерико Гарсиа Лорки есть такое стихотворение:
И вдруг она вспомнила о том, что их ищут солдаты, и подумала, суждено ли ей и ее возлюбленному Рикардо дожить до их счастливого будущего.
Глава 29
Отсутствовало какое-то связующее звено — ключ к разгадке прошлого, и Элан Такер был твердо намерен найти его. В газете не упоминалось о брошенном ребенке, но будет несложно выяснить дату, когда девочка попала в приют. Если эта дата совпадает с днем авиакатастрофы, то Элен Скотт предстоит объяснить это интересное совпадение. «Она не могла оказаться такой глупой, — размышлял Элан Такер. — Было бы слишком рискованно заявить о том, что наследница Скоттов погибла, и затем оставить ее на пороге фермы. Рискованно. Очень рискованно. Но, с другой стороны, было ради чего рисковать: „Скотт индастриз“. Да, она могла пойти на это. Если это семейная тайна, то она стоит больших денег, и ей придется дорого заплатить за нее».
Такер понимал, что он должен быть очень осторожен. От отдавал себе отчет, с кем имеет дело. Ему противостояла грозная сила. Он знал, что, прежде чем действовать, он должен иметь все неопровержимые доказательства. Повторный визит к отцу Беррендо оказался его первой неудачей на этом пути.
— Падре, я бы хотел поговорить с хозяевами той фермы, где была найдена Патриция… Миган.
Старый священник улыбнулся.
— Надеюсь, вам еще долго не удастся с ними поговорить.
Такер непонимающе смотрел на него.
— Вы хотите сказать?…
— Они уже давно умерли.
«Проклятье». Тогда нужно искать какие-то другие пути.
— Вы говорили, что ребенок попал в больницу с воспалением легких?
— Да.
