Продавец ловко кинул сверток прямо Хайме в руки. Хайме дал десять песет сидевшему возле него мужчине, чтобы тот передал их продавцу. Миган смотрела, как Хайме, положив сверток к себе на колени, осторожно развернул его. Там оказался клочок бумаги. Он прочел его, затем еще раз, и Миган увидела, как напряглось его лицо. Хайме сунул бумажку в карман.
— Мы уходим, — коротко сказал он. — По одному. — Он повернулся к Ампаро. — Сначала ты. Встретимся у выхода.
Не сказав ни слова, Ампаро встала и начала пробираться к проходу.
Затем Хайме кивнул Феликсу. Поднявшись, Феликс последовал за Ампаро. — В чем дело? — спросила Миган. — Что-нибудь случилось?
— Мы отправляемся в Логроньо. — Он встал. — Следи за мной, сестра. Если меня не остановят, иди к выходу.
Миган напряженно смотрела, как Хайме, добравшись до прохода, направился к выходу. Казалось, никто не обращал на него никакого внимания. Когда Хайме скрылся из виду, Миган поднялась с места и тоже собралась уходить. Тут раздался рев толпы, и она обернулась, чтобы посмотреть на арену. Молодой матадор лежал на земле, и его бодал разъяренный бык. На песок лилась кровь. Закрыв глаза, Миган начала молиться: «Иисус всемилостивый, сжалься над этим человеком. Не дай ему умереть, сохрани ему жизнь. Господь сурово покарал его, но не предал его смерти. Аминь». Открыв глаза, она повернулась и поспешила к выходу.
Там ее ждали Хайме, Ампаро и Феликс. — Пошли, — сказал Хайме.
Они последовали за ним.
— Что случилось? — спросил Феликс.
— Солдаты застрелили Томаса, — отрывисто сказал он. — Он погиб. Рубио в полиции. Его ранили ножом в драке в баре.
Миган перекрестилась.
— А что с сестрой Терезой и сестрой Лючией? — с тревогой спросила она.
— Про сестру Терезу я ничего не знаю. Сестра Лючия тоже арестована. — Хайме повернулся к остальным. — Нам надо спешить. — Он взглянул на часы. — Банк уже работает.
— Хайме, может быть, нам стоит подождать? — пытался возразить Феликс. — Вдвоем будет опасно брать банк.
Слушая этот разговор, Миган подумала: «Это его не остановит». И она была права.
Втроем они направились к большой стоянке машин за ареной. Когда Миган догнала их, Феликс присматривался к голубому «сеату-седану».
— Этот подойдет, — сказал он.
Немного повозившись с замком, он открыл дверцу и заглянул в машину. Затем он залез под руль, и через минуту мотор завелся.
— Залезайте, — сказал им Хайме.
Миган стояла в нерешительности.
— Вы хотите угнать машину?
— Ради Бога, — прошипела Ампаро. — Оставь свои монашеские замашки и полезай в машину.
Мужчины сели впереди, за рулем был Хайме. Ампаро забралась на заднее сиденье.
— Так ты едешь или нет? — нетерпеливо спросил Хайме.
Глубоко вздохнув, Миган села в машину рядом с Ампаро. Машина тронулась. Она закрыла глаза. «Боже милостивый, что Ты уготовил мне?»
— Если тебя это успокоит, сестра, — сказал Хайме, — мы не угоняем эту машину, она конфискована баскской армией.
Миган хотела что-то ответить, но раздумала. Что бы она ни говорила, он не изменит своего решения. Она молча сидела, а Хайме вел машину к центру города.
«Он собирается ограбить банк, — думала Миган, — и в глазах Господа я буду виновата с ним в равной степени». Перекрестившись, она начала беззвучно молиться.
«Банко— де-Бильбао» располагался на первом этаже девятиэтажного жилого дома на улице Сервантеса, рядом с Пласа де Сиркулар.
Когда машина остановилась перед зданием, Хайме сказал Феликсу:
— Не глуши мотор. В случае чего уезжай в Логроньо на встречу с остальными.
Феликс с удивлением уставился на него.
— О чем ты говоришь? Уж не собираешься ли ты идти туда один? Не вздумай. Риск слишком велик, Хайме. Очень опасно.
Хайме похлопал его по плечу.
— Чему быть, того не миновать, — с улыбкой сказал он и вышел из машины.
Они смотрели, как Хайме зашел в находившийся в этом же здании магазин кожаной галантереи. Через несколько минут он появился с дипломатом в руке. Кивнув своим друзьям, сидевшим в машине, он вошел в банк.
Миган затаила дыхание и начала молиться.
Молитва — это возношение ума и сердца к Богу. Молитва — это смиренная беседа с Господом. Молитва — это отрешение от всего земного. Молитва — это ощущение присутствия Бога. Молитва — это свет, воссиявший от Иисуса.
«Я спокойна и в душе моей умиротворение».
Однако она не была спокойна и тем более не чувствовала умиротворения.
Пройдя сквозь двойные двери, Хайме Миро оказался в отделанном мрамором вестибюле банка. Впереди он заметил телекамеру, установленную высоко на стене. Мельком посмотрев на нее, он оглядел зал. За кабинками контролеров была видна лестница, которая вела на второй этаж, где за столами работали банковские служащие. Банк скоро закрывался, и в нем было много клиентов, которые стремились завершить свои денежные операции. К трем кассам стояли очереди, и Хайме заметил, что некоторые из посетителей держали в руках пакеты. Встав в одну из них, он терпеливо дожидался своей очереди. Подойдя к окошку кассы, он мило улыбнулся.
— Buenas tardes.
— Buenas tardes, сеньор. Чем можем быть вам полезны?
Наклонившись к окошку, он вытащил из кармана свернутый полицейский плакат и протянул его кассиру.
— Взгляните, пожалуйста, на это.
— Хорошо, сеньор, — с улыбкой ответил кассир.
Он развернул плакат, и, когда увидел, что это такое, у него округлились глаза. Он посмотрел на Хайме, его лицо выражало смятение.
— Здорово похож, правда? — тихо сказал Хайме. — Судя по тому, что там написано, я уже многих убил, и мне не составит труда убить еще одного. Вы хорошо меня поняли?
— А-абсолютно, сеньор. У меня семья. Я умоляю вас…
— Семья — это хорошо, поэтому я скажу, что вам надо сделать для спасения отца ваших детей.
Хайме всучил кассиру дипломат.
— Я хочу, чтобы вы мне его наполнили. И пожалуйста, сделайте это быстро и тихо. Если вы искренне думаете, что деньги важнее вашей жизни, тогда давайте поднимайте тревогу.
Кассир затряс головой.
— Нет-нет-нет.
Дрожащими руками он начал вытаскивать деньги из ящика кассы и запихивать их в дипломат. Набив его, кассир сказал:
— Вот, пожалуйста, сеньор. Я обещаю вам, что не буду поднимать тревоги.
— Очень разумно с вашей стороны, — ответил Хайме. — И я объясню вам почему.
Повернувшись, он показал на женщину средних лет с коричневым бумажным свертком в руках, стоявшую в конце очереди.
