— Ну… то есть да, мадам.
— Так отчего же мы так сильно задолжали банкам?
Он сделал судорожное глотательное движение и сказал:
— Несколько лет назад мы начали осуществлять программу широкомасштабного расширения. Ваш отец и все члены Совета решили, что часть денег под это расширение имеет смысл взять в долг у банков в виде краткосрочных займов. В настоящее время сумма наших обязательств различным банкам составляет шестьсот пятьдесят миллионов долларов. Срок выплаты по некоторым из них уже истек.
— Уже просрочен, — поправила его Элизабет.
— Вы правы, мадам. Уже просрочен.
— Мы выплачиваем сверх начальной учетной ставки один процент плюс пеня за просрочку. Почему же мы сразу не оплатили просроченные займы и тем самым не сократили общую сумму начисляемых процентов?
Он уже перестал удивляться.
— В связи с м-м-м… некоторыми чрезвычайными обстоятельствами поступление денег в казну оказалось значительно ниже ожидаемого. Обычно в таких случаях мы обращаемся в банки с просьбой продлить сроки уплаты долгов. Однако из-за возникших проблем, огромных выплат по судебным искам, убыточных лабораторных исследований и…
Он теперь окончательно оправился от первоначального шока, и факты сыпались из него как из рога изобилия.
Элизабет молча слушала его, присматриваясь, гадая, на чьей он стороне. Взглянув еще раз в балансовый отчет, попыталась выяснить, с какого момента начался спад. Документ свидетельствовал, что резкий скачок вниз произошел в течение последних трех кварталов, в связи с огромными выплатами по судебным искам, занесенными в графу «Непредвиденные расходы (единовременные)». Воображение тут же нарисовало взрыв в Чили, повисшее в воздухе ядовитое облако. В ушах зазвучали вопли жертв. Изуродованные взрывом трупы людей. Сотни госпитализированных. А в конце кошмара человеческая боль и страдания деловито сведены к деньгам и помещены в графу: «Непредвиденные расходы (единовременные)».
Оторвавшись от отчета, Элизабет подняла глаза на Уилтона Крауса.
— Если верить вашему отчету, господин Краус, то наши проблемы носят временный характер. Значит, не все еще потеряно. Мы все тот же «Рофф и сыновья». Ни один банк мира не решится отказать нам в займах.
Теперь настала его очередь испытующе взглянуть на нее. От прежнего высокомерия не осталось и следа, и он повел себя более осмотрительно.
— Вам, наверное, известно, мисс Рофф, — осторожно начал он, — что репутация для фармацевтической фирмы не менее важна, чем ее продукция.
От кого она уже слышала это? От отца? Алека? Вспомнила: от Риса.
— Продолжайте.
— Наши проблемы получили слишком широкую огласку. Мир бизнеса — это мир джунглей. Стоит конкурентам увидеть, что вы ранены, как они тут же бросаются вас добивать. — Немного помолчав, он закончил: — Вот они и бросились нас добивать.
— Другими словами, — сказала Элизабет, — наши конкуренты спелись с нашими банкирами.
Он одобрительно улыбнулся ей.
— Вот именно. Резервы на займы у банков обычно ограниченны. Если они убеждены, что лучше ставить на А, чем на В…
— А они
Он нервно пригладил свои волосы.
— С тех пор как не стало вашего отца, мне уже несколько раз звонил по телефону герр Юлиус Бадратт. Он возглавляет консорциум банков, с которыми мы имеем дело.
— Чего же хочет герр Бадратт?
Она знала, что услышит.
— Он хочет знать, кто станет президентом «Роффа и сыновей».
— А вы знаете, кто новый президент? — спросила Элизабет.
— Нет, мадам.
— Я.
Она видела, как он попытался скрыть свое удивление.
— Как вы думаете, что произойдет, когда эта новость дойдет до господина Бадратта?
— Он нам немедленно вставит затычку, — вырвалось у Уилтона Крауса.
— Я поговорю с ним, — сказала Элизабет. Она откинулась в своем кресле и улыбнулась. — Кофе хотите?
— Я… это… да, спасибо.
Элизабет заметила, как его напряжение спало. Он понял, что она устроила ему испытание и что он выдержал его.
— Мне нужен ваш совет, — сказала Элизабет. — Доктор Краус, окажись вы в моем положении, что бы вы предприняли?
К нему снова вернулась прежняя снисходительность.
— Все очень просто, — уверенным тоном сказал он. — У «Роффа и сыновей» огромные активы. Если бы мы пустили в свободную продажу значительное количество акций, мы бы легко получили необходимые суммы, чтобы оплатить наши банковские займы.
Теперь она знала, на чьей он стороне.
Глава 22
Ветер дул с моря, и утренний воздух был влажен и свеж. В Рипербане, злачном районе Гамбурга, улицы были до отказа забиты посетителями, жаждущими вкусить запретного плода. Рипербан потрафлял всем вкусам: выпивка, наркотики, девочки, мальчики — за сходную цену можно было достать все что угодно.
Ярко освещенные бары, где официантки обслуживали клиентов не только за столиками, занимали всю главную улицу, в то время как на Гросс Фрайхайт размещались заведения более фривольного свойства — в основном стриптизы. Вся Хербертштрассе, кварталом ниже, была отдана во власть пешеходам, и по обе ее стороны тянулись апартаменты проституток, сидевших у окон и демонстрировавших свои прелести сквозь прозрачные сальные, поношенные ночные рубашки. Рипербан — огромная секс-ярмарка, где можно купить все. Пуританам секс предлагался в его миссионерском варианте; тем, кто любил разнообразие, предлагались и каннилингус, и аналингус, и педерастия. В Рипербане можно было купить себе двенадцатилетних мальчика или девочку или одновременно переспать с мамой и дочкой. Или, если уж вам так хочется, вы могли посмотреть, как женщину обслуживает огромный дог, или, опять же по вашей просьбе, вас могли стегать плеткой до тех пор, пока вы не получите свой вожделенный оргазм. Вы могли нанять беззубую старуху, которая в самом людном месте сделает вам феллацио, или закупить оргию в сплошь уставленной зеркалами спальне со столькими девочками или мальчиками, сколько требует ваше либидо и позволяет кошелек. Рипербан гордится, что может потрафить любому вкусу. Проститутки помоложе, одетые в короткие юбочки и туго облегающие их бюсты блузки, непрерывно курсируют по улицам, предлагая себя мужчинам, женщинам и даже тесно обнявшимся парочкам.
Кинооператор, окруженный небольшой толпой девиц и ярко накрашенных юношей, медленно двигался по улице. Он не обращал на них никакого внимания, пока не остановился подле белокурой девушки, которой на вид можно было дать лет восемнадцать. Она стояла, прислонившись к стене дома, и
