Это мой красавец сын Джон.
Она задыхалась, словно весь мир разом навалился на нее и придавил к земле. Впервые за все это время в ней шевельнулось сомнение, сумеет ли она справиться с подступившей бедой. Навалившееся на нее бремя было тяжелым и с каждым днем становилось все тяжелее. Она повернулась в кресле и посмотрела на висевший за ее спиной портрет старого Сэмюэля. Он был таким спокойным, уверенным в своих силах. Но и у него ведь тоже бывали сомнения и неудачи. И отчаяние. Однако он нашел в себе силы справиться с ними. Она тоже найдет в себе силы. Ведь она, как и он, — Рофф.
Вдруг она заметила, что портрет висит чуть-чуть криво. Видимо, сдвинулся от удара упавшей кабины лифта, потрясшего все здание. Она встала, чтобы поправить портрет. Едва она притронулась к нему, как крюк, на котором он висел, вдруг выскочил из стены, и портрет грохнулся на пол. Но Элизабет даже не взглянула на него. Она во все глаза смотрела на то место на стене, где он только что висел. Там, прикрепленный к панели лейкопластырем, виднелся крошечный потайной микрофон.
Было 4 часа ночи, и Эмиль Джипли в который уже раз снова засиделся за работой. В последнее время это уже вошло в привычку. Хотя Элизабет Рофф специально не оговаривала сроков окончания работы, он понимал, как важны были его результаты для концерна, и делал все возможное, чтобы быстрее все завершить. До него тоже дошли тревожные слухи о «Роффе и сыновьях». И ему очень хотелось помочь концерну в этот трудный час. Он был многим обязан концерну: высоким окладом и, главное, полной свободой действий. С большим уважением относился он к Сэму Роффу, и его дочь, Элизабет, также пришлась ему по душе. Элизабет Рофф так никогда и не узнает, что именно она была виновницей этих поздних часов работы. Он сидел, низко склонившись над столом, проверяя результаты последнего эксперимента. Они даже превзошли его ожидания. Глубоко задумавшись, он неподвижно застыл у стола, не обращая внимания на зловоние, чрезмерную влажность комнатной атмосферы, позднее время. Дверь открылась, и в комнату вошел охранник Сепп Нолан. Нолан ненавидел дежурить в ночную смену. Ему всегда было немного не по себе, когда он оставался один в экспериментальных лабораториях. Особенно раздражал его запах посаженных в клетки подопытных животных. Он почти не сомневался, что души убиенных животных никогда не покидали этих комнат. Хорошо бы потребовать, чтобы за привидения платили особо, думал он. Все уже давно покинули корпус, кроме этого чокнутого, который не может оторваться от своих клеток с кроликами, кошками и хомяками.
— Долго еще, док? — спросил Нолан.
Джипли недоуменно посмотрел на него, только сейчас заметив его присутствие.
— Что?
— Если вы еще немного здесь посидите, я могу вам принести чего-нибудь поесть, сандвич или там чего еще. Я хочу сбегать в буфет перекусить.
— Если нетрудно, только кофе, пожалуйста, — сказал Джипли и снова вернулся к своим графикам и расчетам.
— Тогда я закрою дверь снаружи, — сказал Нолан. — Я скоро вернусь.
Но Джипли даже не расслышал, что он сказал. Десять минут спустя дверь лаборатории снова отворилась, и чей-то голос сказал:
— Уже скоро рассвет, а вы все еще работаете, Джипли?
Джипли, столь бесцеремонно выведенный из своего забытья, с досадой взглянул на вошедшего. Когда он увидел, кто это, он в смятении встал из-за стола и сказал:
— Да, увы, время бежит незаметно.
Ему льстило, что этот человек не посчитал зазорным лично прийти к нему в лабораторию, чтобы справиться о его работе.
— Работаем над секретным «фонтаном молодости», а?
Эмиль сначала немного растерялся. Мисс Рофф недвусмысленно дала ему понять, что он не должен ни с кем говорить об этом. Но к данному посетителю ее слова никак не могли относиться. Ведь именно он, что называется, за ручку привел его, Джипли, сюда, в концерн. И потому Эмиль Джипли, улыбаясь, ответил:
— Совершенно секретным.
— Прекрасно. Пусть все так и остается. Как идут дела?
— Превосходно.
Посетитель подошел к одной из клеток с кроликами. Эмиль Джипли спросил:
— Может, вам нужны какие-либо пояснения?
Посетитель улыбнулся.
— Нет, не надо, Эмиль. В общих чертах я осведомлен о характере работы. — Отходя от клетки, он неловко, локтем, зацепил стоявшую на полочке пустую кормушку, которая с грохотом упала на пол. — Ради Бога, простите.
— Не беспокойтесь, я подниму.
Едва Джипли успел наклониться, как у него в затылке словно взорвалась бомба, обдав его с ног до головы кровавым душем, и последнее, что он успел заметить, был стремительно мчавшийся ему навстречу пол лаборатории.
Элизабет разбудил настойчивый телефонный звонок. Еще не придя в себя ото сна, она села в кровати и взглянула на вмонтированные в перстень часы, лежавшие на ночном столике. Пять утра. Она нащупала рукой трубку. Возбужденный голос прокричал ей в ухо:
— Мисс Рофф? Говорит дежурный охранник. В одной из лабораторий произошел взрыв. Лаборатория полностью разрушена.
Сон как рукой сняло.
— Пострадавшие есть?
— Да, мэм. Погиб один из научных работников.
Его имя можно было и не называть. Элизабет и так знала, кто это.
Глава 35
Инспектор Макс Хорнунг думал. В бюро трещали пишущие машинки, громко звучали голоса спорщиков, поминутно звонили телефоны, но Хорнунг ничего не видел и не слышал вокруг себя. Как компьютер, он был сосредоточен на одном. Мысли его занимала составленная старым Сэмюэлем хартия «Роффа и сыновей», согласно которой никто, кроме членов семьи, не мог контролировать его. Умно, думал Макс, но весьма чревато опасностями. Это напоминало ему о тонтине, страховом полисе, составленном в 1695 году банкиром Лоренцо Тонти. Каждый участник тонтина вносил равный со всеми другими паевой взнос, и, когда умирал, его паевые накопления переходили к наследникам. Возникал мощный стимул убрать с дороги партнеров. Как в «Роффе и сыновьях». Слишком велик был соблазн, ибо люди, получившие в наследство акции на миллионы долларов, не могли ими воспользоваться без общего на то согласия.
Макс выяснил, что Сэм Рофф был единственным, кто выступил против продажи акций на сторону. Теперь он мертв. Несчастный случай. Против выступила Элизабет Рофф. И дважды, в двух несчастных случаях, чудом избежала смерти. Что-то уж слишком много несчастных случаев, подумал инспектор Макс Хорнунг. А посему отправился к старшему инспектору Шмиту.
Тот, выслушав доклад Макса Хорнунга о падении и смерти Сэма Роффа, прорычал:
— Неразбериха с именем проводника? Но ведь это не основание для возбуждения уголовного дела, Хорнунг. Во всяком случае, не для меня и руководимого мной отдела.
Тщедушный инспектор упорно гнул свое:
