их чемоданы и приготовила постель. С одной ее стороны была разложена шелковая ночная рубашка Элизабет, с другой — голубая мужская пижама. Немного помедлив, она стала раздеваться. Оставшись нагишом, прошла в уставленную зеркалами комнату для переодевания и сняла с лица грим. Затем, обернув голову турецким полотенцем, вошла в ванную и включила душ, чувствуя, как мыльная вода мягкими струями касается сначала ее груди, затем быстро скользит вниз к животу и бедрам.
Она пыталась гнать от себя мысли о Рисе, но ни о чем другом думать не могла. Воображение рисовало его руки, обнимавшие ее, и его тело, прижимавшееся к ее телу. Интересно, она вышла замуж за Риса, чтобы спасти концерн, или использовала концерн как средство, чтобы заполучить Риса? Она и сама уже не могла бы толком ответить на этот вопрос. Желание обладать им переросло в жгучую, всепожирающую потребность. Словно после нескончаемо долгих лет мечта пятнадцатилетней девочки начала сбываться и потребность была теперь сродни вселенскому голоду. Она вышла из ванной, вытерлась теплым мягким полотенцем, надела на себя свою шелковую ночную рубашку и юркнула в постель. Затаившись, чувствуя, как бешено колотится сердце, стала ждать, гадая, каким он предстанет перед ней и что произойдет дальше. Послышался щелчок, и она взглянула на стоявшего в дверях Риса. Он был полностью одет.
— Я пошел, — сказал он.
Элизабет села в кровати.
— Куда… куда ты идешь?
— Надо уладить одно дело.
И дверь захлопнулась.
Элизабет всю ночь не сомкнула глаз, ворочаясь с боку на бок, обуреваемая противоречивыми чувствами, убеждая себя, что благодарна Рису за то, что тот верен их соглашению, чувствуя себя полной идиоткой оттого, что поддалась своим чувствам, разозлившись на Риса за то, что он отверг ее.
Рис вернулся на рассвете. Элизабет слышала его приближающиеся шаги. Она закрыла глаза и притворилась спящей. Вот он подошел, и, когда склонился над ней, она почувствовала на себе его дыхание. Так он простоял довольно долго. Затем повернулся и вышел в соседнюю комнату.
Несколько минут спустя она уже крепко спала.
Поздним утром они завтракали на террасе. Рис был в хорошем расположении духа, все время шутил и в лицах рассказывал ей о том, как город выглядит во время карнавала. Но ни словом не обмолвился, где провел ночь. Со своей стороны, Элизабет ни о чем не спрашивала его. Официант взял у них заказ. Когда принесли завтрак, Элизабет заметила, что обслуживает их уже другой официант. Но этот факт, как и то, что в комнаты то и дело заходили и выходили разные горничные, она оставила без внимания.
Элизабет с Рисом сидели в кабинете управляющего одной из фабрик «Роффа и сыновей» в пригороде Рио. Управляющий сеньор Тумас был средних лет и ужасно потливый мужчина с лягушачьим лицом.
Он говорил, обращаясь к Рису:
— Вы должны меня понять. «Рофф и сыновья» мне дороже жизни. Это моя семья. Когда я отсюда уйду, я словно покину родной дом. Здесь останется мое сердце. Больше всего на свете я хотел бы и сам остаться здесь.
Он вытер обильно выступивший на лбу пот.
— Но у меня есть более выгодное предложение от другой фирмы, а у меня на руках жена, дети и теща. Поймите же меня наконец.
Рис, непринужденно вытянув перед собой ноги, сидел откинувшись в кресле.
— Конечно, Роберто. Я знаю, что значит для тебя эта фабрика. Здесь прошла большая часть твоей жизни. Но человек обязан думать не только о себе. Есть еще и семья, о которой он обязан заботиться.
— Спасибо, — благодарно сказал Роберто. — Я знал, что могу положиться на тебя, Рис.
— А как насчет нашего контракта?
Тумас пожал плечами:
— Кусок бумаги. Мы ведь его просто разорвем, да? Что значит контракт, когда в сердце нет радости.
Рис кивнул:
— Мы как раз и прилетели сюда, с тем чтобы вернуть радость в твое сердце.
Тумас вздохнул.
— Увы, слишком поздно. Ведь я уже дал согласие работать в другой фирме.
— А знаешь, ведь тебе придется сесть за решетку! — невозмутимо сказал Рис.
От неожиданности Тумас вытаращил на него глаза.
— За решетку?
— Правительство Соединенных Штатов уведомило все свои фирмы, имеющие филиалы за границей, что они обязаны представить ему список взяток, которые они вынуждены были выплачивать в последние десять лет. К сожалению, Роберто, ты по уши завяз в этом деле. Тобой нарушены законы этой страны. Мы, естественно, взяли бы тебя под свою защиту — как члена нашей общей большой семьи, — но, если ты покидаешь нас, нам, как ты понимаешь, нет смысла тебя покрывать.
С лица Роберто сошла вся краска.
— Но… но ведь я это делал ради фирмы, — пролепетал он. — Я только исполнял приказы.
Рис сочувственно кивнул.
— Конечно, ты все так и объяснишь суду. — Рис встал и сказал, обращаясь к Элизабет: — Думаю, нам пора ехать.
— Да как же так! — заорал Роберто. — Вы не можете вот так взять и бросить меня на произвол судьбы.
— Ошибаешься, — сказал Рис. — Не мы тебя, а ты нас бросаешь.
Тумас быстро отирал обильно проступивший пот, губы его тряслись. Он подошел к окну и выглянул наружу. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Наконец, не оборачиваясь, он спросил:
— А если я останусь в концерне — защита мне обеспечена?
— По всем статьям, — заверил его Рис.
В «мерседесе», за рулем которого сидел все тот же худощавый, черный как смоль шофер, они мчались обратно в город.
— Ты его шантажировал, — заявила Элизабет.
Рис кивнул.
— Мы не можем позволить ему уйти. Он уходит в конкурирующую фирму. И знает слишком много наших секретов, которые тотчас выгодно им продаст.
Элизабет взглянула на Риса и подумала, что ей еще предстоит многое узнать о нем.
В тот вечер они ужинали в «Мирандере», и Рис был очарователен, внимателен и не касался ничего личного. Элизабет казалось, что он отгородился от нее плотной завесой слов, скрывавшей его истинные чувства. Ужин кончился за полночь. Элизабет мечтала остаться наедине с Рисом. И очень хотела, чтобы они вернулись в гостиницу. Но вместо этого Рис предложил:
— Хочешь, покажу тебе ночную жизнь Рио?
Они побывали в нескольких ночных клубах, и казалось, там все знают Риса. Куда бы они ни приходили, он оказывался в центре внимания, очаровывая всех, кто с ним соприкасался. Их то и дело приглашали за соседние столики или подсаживались к ним. Ни на секунду не удавалось им остаться наедине. Элизабет усмотрела в этом явную преднамеренность, словно теперь Рис пытался отгородиться от нее стеной людей. Раньше они были друзьями, а ныне — чем же они стали теперь? Как бы там ни было, она чувствовала, что их с Рисом разделяет незримая стена. Чего же он опасался и почему?
Когда они пришли в очередной, четвертый по счету, ночной клуб и их окружили друзья Риса, Элизабет решила, что по горло сыта ночной жизнью Рио. Она прервала оживленную беседу между Рисом и очаровательной испанкой, заявив:
