человек с таким же пустоватым взглядом. Глаза темные и глубоко посаженные, вытянутое костлявое лицо, сквозь ежик волос просвечивает череп. После тычка робота юноша уставился в пространство, и перед внутренним взором Минголлы возник цвет: темная синева, густая и глубокая, казалась чувством как оно есть, воплощением абсолютного спокойствия. Потом пошли другие эмоции, каждая на пике своей силы, и каждую толпа встречала шумными аплодисментами.
Выступив вперед, Марина обратилась к зрителям:
– Я думаю, нам следует выразить признательность Карлито за его неустанный труд, благодаря которому все же удалось вырастить цветы на этих камнях.
Толпа захлопала, овация переросла в скандирование: «Карлито, Карлито, Карлито!», которое стихло только после того, как вновь заиграла танцевальная музыка. Минголла уставился в чашу для пунша – ему померещилось, будто среди плавающих кожурок и фруктовой мякоти мелькнуло нечто шестиногое.
– Привет, Дэвид! – произнес у него за плечом пронзительный женский голос.
Минголла повернулся и уставился в глаза робота. За лоснящимися кристаллами поворачивались на шарнирах камеры.
– Не узнаешь? – Робот сложил руки на обширном животе.
На секунду Минголла поплыл, но затем вспомнил вертолет с его божественными претензиями и брезгливо передернулся.
– Исагирре, – сказал он.
– Рад тебя видеть, – ответит робот. Пухлое розовое лицо изучало Минголлу с отеческой заботой.
– Ты здесь сам или как? – спросил Минголла, надеясь, что это всего лишь ящик, не зная, что будет делать дальше, но все-таки надеясь.
– Ну что ты. Я в Коста-Рике. Однако давно за тобой приглядываю. – Робот изобразил что-то вроде подмигивания. – Я восхищен твоей работой.
– Неужели?
– Безусловно! Это замечательно. Твои достижения не оставляют и следа от моих жалких потуг.
– Пустые слова. – Минголла предложил роботу пунш и пролил чашку прямо на плотное желтое платье. – Хе... повезло, могло бы и замкнуть. Кстати говоря, чем ты вообще занят? Устраиваешь дни рождения?
– Я вижу, ты все еще злишься. Это хорошо, Дэвид, очень хорошо. Злость – полезный инструмент. – Робот смахнул капли на пол. – Отвечая на твой вопрос: нет. Никаких дней рождения. Моя работа во многом похожа на твою, хоть я и вынужден ограничиваться единовременным эффектом, в отличие от полноценной реабилитации, на которую претендуешь ты.
– Я не претендую ни на какую говняную реабилитацию. Просто убиваю время.
– Не стоит принижать своих усилий. Ты не стал бы тратить на это столько сил, не имея серьезных убеждений.
– Все лучше, чем болтаться среди твоих племянничков.
– Я не требую от тебя согласия, – сказал робот. – Однако у меня есть предложение. Не хочешь поработать со мной, когда здесь наконец свяжутся все концы?
– Не-а, – ответил Минголла. – Поеду домой валяться на пляже.
– Одно другому не мешает.
– Ты работаешь в Штатах?
Кристаллические глаза пробежались взад-вперед по танцевальному залу.
– В сложившихся обстоятельствах не вижу причин скрывать. Да, у меня там дом. Думаю, ты встретишь в нем радушный прием.
– Где?
Робот бросил свое бессмысленное хихиканье.
– Это я, пожалуй, сохраню в тайне – пока.
«Не в такой уж тайне, как ты, мудак, думаешь, – сказал про себя Минголла. – Сухая пустыня, жара и куча крепких ребят вокруг».
– Почему? – спросил он. – Боишься?
– Нет, Дэвид, не особенно. Тебя стоит опасаться, согласен. Но мы знаем друг друга слишком давно и слишком хорошо умеем обращаться с нашей силой. – Робот откатился на фут назад, затем на столько же вперед, словно разминая шестеренки перед тем, как прыгнуть. – Так как насчет моего предложения?
– Я подумаю.
– Талант не позволит тебе сидеть без дела, Дэвид. Чем еще ты можешь заниматься?
– Вернусь в киллеры. Спрос на убийства в этом мире будет всегда.
Робот дернул большой овальной головой.
– К чему такой сарказм?
– Это не сарказм, – сказал Минголла. – Мне просто тошно.
– Я знаю, что...
– Ни хрена ты не знаешь! – перебил Минголла. – То, что ты, ублюдок... – Он поймал себя на том, что не хочет доводить это до конца. – Ладно, может, ты и прав. Может, я больше ни на что не способен, кроме как
