котята.
– О-о-о! – взвизгнула Аманда Брэмвеи, в ярости сломав свой веер из слоновой кости. – Слышать подобные упреки от распутницы свыше моих сил. – Вырвавшись из рук мужа, она наверняка набросилась бы на Летицию, но побледневший Дункан крепко держал ее.
– Зато уж вы можете не беспокоиться – на вас никто не позарится. – Летиция тоже рвалась к Аманде, но Филдинг, подавляя кашель, ни на миг не ослаблял хватки. – Все знают, что вы, ведьма, и, если не придержите язык, я притяну вас к суду не только за колдовство, но и за клевету.
Почти все посетители вскочили. Одни отпихивали других, чтобы лучше видеть происходящее. Те, кто стоял поближе, готовились разнять женщин, если они все же сцепятся (позднее, однако, эти люди выражали сожаление, что Летиции и Аманде не позволили вступить в схватку, ибо зрелище обещало быть прелюбопытнейшим).
Но Аманда не снесла последних слов Летиции. Пытаясь вырваться, черноволосая красавица пригнулась, и ее желтоватые юбки расползлись широким кругом. («Казалось лилово-белый ирис атаковал одуванчик, – рассказывала впоследствии Вирджиния своим сестренкам. – И одуванчик, весь дрожа, рвался в сражение». «И кто же из них победил?» – округлив глаза, спрашивали малышки. «Конечно, мама, – отвечала Вирджиния и словно вскользь добавляла: – Ведь она всегда побеждает».)
Но в тот момент никто еще не знал, кому достанется победа. Все взгляды были устремлены на женщин. Только их пронзительные голоса и надрывный кашель Филдинга Лайтфута нарушали тишину в зале. Между тем отовсюду сбегались постояльцы и слуги, желая взглянуть, что происходит в таверне «Аполлон».
– Вы смеете меня оскорблять? – Аманда Брэмвей так отчаянно билась в руках мужа, что порвала свои кружева. («Облетевший одуванчик», – сказала позднее Вирджиния.)
– Ведьме не пристало быть столь чувствительной, – с издевкой парировала Летиция. («Колышущийся лилово-белый ирис на длинном стебле. Какая у нее была царственная осанка!» – с восхищением отмечала Вирджиния.)
Аманда наконец заметила, с каким ужасом взирают на нее окружающие. Только тут она почувствовала опасность, ибо обвинение в колдовстве было делом нешуточным. В Виргинии уже устраивали суды над ведьмами. Не вызывало сомнений, что охота на ведьм продолжится. Испугавшись не на шутку, Аманда изменила тон.
– Я не ведьма, – надменно заявила она. – Ведьма – Эстелла Рэндолф. Я не донесла на нее, поскольку она наша соседка, но именно Эстелла наслала порчу на наш табак, да и на ваш тоже.
Летиция была готова к этому ходу.
– Ведьму, которая в облике летучей мыши влетела в нашу столовую и тут же обернулась женщиной, была в одной юбке, но внешне смахивала на вас. – Голос Летиции зазвенел. – Я разглядела также большую родинку под левой грудью. (Летиция узнала эту деталь от одной из своих служанок. Та много лет назад, когда Аманда была еще девочкой, работала у ее родителей.) – Она подалась вперед. – Согласны ли вы раздеться перед тремя дамами из этого общества, дабы доказать, что у вас нет родинки?
Аманда отступила и теперь уже не пыталась вырваться из рук мужа. Краска отхлынула от ее щек.
– Значит, у вас есть такая родинка, – удовлетворенно заметила Летиция. – Я никогда не видела вас нагой и не могла бы об этом знать, если бы вы не влетели в мою столовую в одной юбке.
– А затем обернулись лаской и убежали, – громко добавила Вирджиния.
Между тем над столь нелепыми обвинениями никто не смеялся. Женщин сжигали на кострах и за менее значительные проступки. Все присутствующие это знали.
В бессильной ярости Аманда разрыдалась, а бледный как полотно Дункан увлек ее в сторону. Его рыжий парик сбился, борода тряслась. Подняв большой кулак, он двинулся на Филдингов. Однако хромота и трость, на которую ему приходилось опираться, несколько портили общее впечатление.
– Выходите из-за стола, Лайтфут! – рявкнул Дункан. – Мало того, что вы женились на этой рэндолфской шлюхе, так еще позволяете ей позорить честных людей!
Не успел он сделать и двух шагов, как Филдинг, наконец-то отдышавшийся, перемахнул через стол. При этом он споткнулся о стул и не упал лишь потому, что успел ухватиться за жабо своего противника. Коренастый Дункан Брэмвей, пошатнувшись, рухнул на стол и выронил трость. Он сполз бы со стола вместе со скатертью и тарелками, не держи его Филдинг мертвой хваткой за галстук. К счастью, ему удалось вцепиться в камзол Филдинга.
– Я не позволю вам оскорблять мою жену! – взревел Филдинг. – Немедленно извинитесь перед ней, или, клянусь Богом, хоть вы и калека, я вызову вас на дуэль. – Он с такой силой рванул галстук Дункана, что тот начал задыхаться. Он не мог вымолвить ни слова; его багровое лицо стало лиловым, но Филдинг все тряс Дункана, как терьер крысу.
Между тем в таверне воцарился полный хаос. Мужчины, побросав свои трубки, кружки и бокалы, попытались растащить противников.
Когда Филдинга оторвали от Брэмвея, тот ухватился обеими руками за горло. Говорить он не мог, только хрипел и сипел. Филдинга удерживали три-четыре рассудительных джентльмена. Но его рев заглушал произносимые ими успокоительные слова.
Воспользовавшись всеобщей суматохой, Летиция незаметно подобралась к Дункану Брэмвею, который судорожно хватал ртом воздух.
– Я вовсе не шлюха! – крикнула она и влепила ему затрещину.
С дикими воплями Аманда бросилась на Летицию, но была остановлена общими усилиями подруг.
В следующий миг возле Летиции оказался Рэй Эвисток.
– Миссис Лайтфут, если вы не хотите, чтобы дело кончилось смертоубийством, лучше прекратите эту ссору.
Осуществившая свой замысел и торжествующая Летиция одарила его чарующей улыбкой.
– Пойдемте, дорогие мои, – позвала она дочерей. – Пора ложиться спать. И ты иди с нами, Филдинг, эти Брэмвей не стоят твоего внимания.