отступать. Неохотно она сняла трубку.
— Келли? С тобой все в порядке? — голос Линдона, в котором смешались беспокойство и раздражение, гремел ей в ухо.
— Да, конечно, мистер Филлипс, — лихо соврала она.
— Черт возьми, женщина! Если ты в порядке, то почему не на работе и не заканчиваешь, наконец, это дело с Грантом? И почему у тебя такой голос, словно ты потеряла дружка?
— Отвечаю по порядку: Грант уже подписал контракт, и вы правы, я, кажется, потеряла своего дружка.
— Ты хочешь сказать, что ты покончила с этим делом? — повторил Линдон, уловив только первую часть ее ответа.
— Да, и если вы не возражаете, мне не хочется прямо сейчас это обсуждать. Я позвоню вам позже, — пообещала она и, не обращая внимания на поток слов, который лился из трубки, положила ее на рычаг.
Когда телефон снова зазвонил, она накрыла его диванной подушкой, а сама забралась с ногами в одно из кресел в другом конце комнаты, где звонки были почти не слышны.
Келли просидела так очень долго, пока комната не погрузилась в темноту, внутри у нее была пустота, она уже настолько свыклась с ней, что, казалось, так было всегда.
Сквозь охватившее ее оцепенение Келли слышала далекие и беспрерывные звонки телефона, но говорить ей ни с кем не хотелось. В дверь тоже звонили, но она не отвечала. Даже когда ей послышался голос Гранта, сопровождавшийся громкими ударами в дверь, она не пошевелилась. Когда, наконец, все стихло, она даже почувствовала облегчение. В ее мозгу прокручивались события последних суток. Келли догадывалась, что где-то должен быть ключ к разгадке таинственного исчезновения Гранта, но не знала, где его искать. Как она ни старалась, ответ не приходил ей в голову. Он ускользал от нее так же, как и Грант.
Только услышав звуки ключа в замке, она постаралась стряхнуть с себя оцепенение. Нервное предчувствие овладело ею, она молча со страхом наблюдала, как ручка медленно повернулась и дверь открылась.
— Келли? — в голосе Гранта слышалась почти истерика. — Келли, ты здесь?
Он включил свет, но прошло еще несколько секунд, прежде чем он увидел ее, свернувшуюся в кресле как маленькое испуганное животное.
— Келли, — повторил он уже спокойнее, подходя к ней. Она затрясла головой и вытянула руку, как будто хотела остановить его.
— Я не желаю тебя видеть, — сказала она хрипло.
— Дорогая, нам нужно поговорить, — сказал он терпеливо. — Я хочу объяснить…
— Я не желаю больше слушать никаких объяснений, — громко, со слезами на глазах, настаивала она. — Я просто хочу, чтобы ты убрался отсюда.
— А я не уйду, — ответил он спокойно и в подтверждение своих слов сел напротив нее. — Я останусь здесь до тех пор, пока мы не выясним все до конца.
— Нечего уже выяснять, все и так ясно, мистер Эндрюс, — сказала она резко. — Вы так наигрались моими чувствами за последние несколько недель, что мне этого хватит на всю жизнь. Возьмите свой контракт и найдите себе другую женщину, чтобы полоскать ей мозги. Если вы будете сидеть в своей службе новостей, а я в своем офисе, мы, безусловно, сможем мирно и безболезненно сосуществовать.
Он внимательно смотрел на нее:
— Ты этого действительно хочешь?
— Чего я действительно хочу, не имеет для вас никакого значения, — ответила она не в силах скрыть тоску, прозвучавшую в ее голосе.
Чувствуя ее неуверенность, Грант быстро преодолел разделяющее их расстояние и сел на пол возле ее кресла. Он взял ее руку и держал так, что при желании она легко могла ее высвободить. Когда она этого не сделала, он нежно сказал:
— Это имеет значение для меня, Келли. Мне необходимо знать, что ты думаешь, что ты чувствуешь?
Она настороженно наблюдала за ним, размышляя можно ли доверять искренности, которая слышалась в его голосе, или боли в его глазах.
— Я думала, что тебе уже все известно, — ответила она медленно.
— Я тоже так думал, — согласился он, — но, может быть, я ошибся.
Келли сознавала, что сказать ему правду, значило пойти на риск. Тем самым она выставляла себя на возможное осмеяние.
Кроме того, ему станет окончательно ясно, насколько он ей необходим и дорог.
«И тем не менее, — напомнила она себе с робкой надеждой, — честность может положить конец той путанице, которой с самого начала были отмечены их отношения. Это может стать началом новых, открытых контактов, которые навсегда уничтожат терзавшие их сомнения. Если это случится, то риск окажется оправданным».
— Я хочу тебя, — сказала она просто, в ее словах звучали вся любовь, все страстное желание, которые до сих пор она так тщательно скрывала. — Я люблю тебя, как никого никогда не любила прежде. Я хочу быть с тобой и хочу попробовать сделать тебя счастливым.
— И это все? — подталкивал он ее, его сомнения отражались в его застывших чертах лица и в голосе.
Отвечая на неуверенность, звучавшую в его голосе, Келли искренне ответила:
— Да, это все.
— И поэтому ты согласилась переехать ко мне?
Она кивнула.
— Конечно, мне бы хотелось, чтобы у нас все было по-другому, — призналась она, — но твое проклятое деловое предложение лучше, чем ничего.
Боль в глазах Гранта усилилась при этих словах, он так крепко сжал ее руку, что ей было больно. Не в силах больше ее терпеть, она спокойно сказала:
— Теперь моя очередь.
— Давай.
— Почему ты связал воедино подписание контракта и мой переезд к тебе?
— Я думал, что только таким путем я смогу добиться, чтобы ты была со мной, — ответил он виновато. — Я думал, что, когда ты окажешься у меня, когда мы будем вместе, я смогу научить тебя любить меня так, как люблю тебя я.
В голове у Келли звенело, сердце выпрыгивало из груди, пока она постигала смысл этих слов.
— Так ты любишь меня? — повторила она, как будто была не в силах поверить услышанному.
— Леди-босс, я люблю тебя с того момента, когда ты отделала меня на банкете. Как сейчас вижу — ты стоишь на балконе, а огни Чикаго пляшут за твоей спиной. Ты была такая красивая, такая хрупкая и тем не менее хотела убедить меня во что бы то ни стало, что у тебя железная воля. Уже тогда я знал, что ты должна быть моей, но этот контракт препятствовал мне на каждом шагу. Тогда я и решил использовать его, чтобы заполучить тебя.
— Путем шантажа заставляя меня переехать к тебе, — обвинила она, но в ее голосе не было гнева.
— Да, — согласился он с побитым видом. — Ты когда-нибудь сможешь меня простить?
— Только после того, как ты объяснишь — почему ты ушел отсюда, когда, казалось, все уже было решено?
Он рассмеялся.
— Мне кажется, что я не такой крутой, как ты. Я добился своей цели с минимальными потерями, но потом понял, что никогда не смогу себе простить, если заставлю тебя довести это до конца. Может быть, мне стоило все-таки доверить Кенту вести переговоры за меня?
Келли соскользнула с кресла ему на колени.
— Забудь об этом, — посоветовала она. — На твоем месте я вела бы переговоры только с
