Стихотворения и поэмы

Последнее слово обвиняемого

Не потому, что себя разменял я на сто пятачков,
Иль что вместо души обхожусь только кашицей рубленой, —
В сотый раз я пишу о цвете зрачков
И о ласках мною возлюбленной.

Воспевая Россию и народ, исхудавший в скелет,
На лысину заслужил бы лавровые веники,
Но разве заниматься логарифмами бед
Дело такого, как я, священника?

Говорят, что когда-то заезжий фигляр,
Фокусник уличный, в церковь зайдя освещенную,
Захотел словами жарче угля
Помолиться, упав пред Мадонною.

Но молитвам научен не был шутник,
Он знал только фокусы, знал только арийки,
И пред краюхой иконы поник
И горячо стал кидать свои шарики.

И этим проворством приученных рук,
Которым смешил он в провинции девочек,
Рассказал невозможную тысячу мук,
Истерзавшую сердце у неуча.

Точно так же и я… Мне до рези в желудке противно
Писать, что кружится земля и пост, как комар.
Нет, уж лучше пред вами шариком сердца наивно
Будет молиться влюбленный фигляр.

Август 1918

Итак итог. Лирика (1922–1926)

Юлии Дижур

Июль и я

Травы в июле часто бывают опалены зноем: но как часто этот зной схож с леденящим холодом.

Сен-Поль-Ру

Последний Рим

Мороз в окно скребется, лая,
Хрустит, как сломанный калач.
Звенят над миром поцелуи,
Звенят, как рифмы наших встреч.

Была комета этим годом,
Дубы дрожали, как ольха.
Пришла любовь, за нею следом,
Как шпоры, брызнули стихи.

Куда б ни шел, но через долы
Придешь к любви, как в Третий Рим.
Лишь молния любви блеснула,
Уже стихом грохочет гром.

И я бетонный и машинный
Весь из асфальтов и желез,
Стою, как гимназист влюбленный,
Не смея глаз поднять на вас.

Всё громче сердца скок по будням,
Как волки, губы в темноте.
Я нынче верю только бредням!