Потому что ласки хрустящих любимых Облепили меня, как икра бутерброд. И все недотроги и все позволишни Вылиняли шелками на простыне души моей. И вот у сердца безумные пролежни. И вот я — Язык соловья, А не весь соловей! В громадный клетчатый платок сморкается, как будто выстрелили. Мельком, боков вырастают, тают, пролетают фигуры видений в белом. Память пошла вспять, в юное детство. И вы видали такие проблески, выблески прошлого. Трудно сдвинуть глаза с точки, в которую они ввинчены. Застывает, стынет всё… Часы что-то пробили. И всё сразу очнулось. Всё двинулось. Прошло. Всё как прежде, только странная воцарилась тишина, и в окне большом туманная только улица видна.
Старик
Говоришь ты нам ясно, но злобь абажуром Смягчает слова, рассевая их. В шамканьи леса протяжном и хмуром На деревьях случалось мне видать таких. Уходили от жен поглядеть, как небом Ринется поле измять, затопорщить кусты, И когда говорили, как в тишине бум, Полыхали пламенем безумцев мечты. Господин с бородкой
И около этих костров, потирая руки, Потому что всё выше палец Цельсия лез, Ночные сторожа нашей книжной муки Кутались в тулуп, словно в тогу небес. Поэт
Уходил на заводы, как все, кто мыслит, Чтоб в лязганьи поршней Гоббса открыть, А ткацких станков танцующий выслед Вместо речей мне протягивал нить. Я щелчком моей подписи вспугивал сотни Нарастающих дел и банки потоком ронял, Взгляд мой суровый, как пес в подворотне, Сердито рычал. Но скучно, И скучно, Но скучно Быть Сильным, И еще мучительнее бессильным Быть! Я велел Городам быстробегным и пыльным, И они не посмели мне в лицо не вспылить! Я велел — И Везувий кинул свой пепел, Эту славу сливая, как в кастрюльку яйцо! Но напрасно я дикия горы свирепил, И никчемно я зыкал равнинам в лицо! Что Рубикон? Перейден, Перепрыган Он шагом моим много раз! Но когда ж попадет на свежий выгон Мой обхудавший во хлеве глаз?! И вот, когда золоченые щупальца счастья Мне подали весь мир и лунный серп, Я, последний в прекрасной поэтной династии, Сломал всё, что начато, как фамильный герб. И опять ухожу обнищать просторы, Наматывать версты на щеки шин. Это я хоронил у вчерашнего косогора Последнего из последних мужчин! Женщина
Говорить, что всесилен, что в мир наш ты выволок Бредни и глыбы сна, как могучий, А сам невзрачнее писков иволг, И возле глаз бессонница взрыхлила кучи. Поэт
Вот громадной толпой, От наркоза дымчат, Сер от никотина, шурша радужной душой, Поджидаю, пока меня из будней вымчат Прыткие топоты в праздник большой. За бугром четвергов, понедельников рыжих, За линией Волгой растекшихся сред, Посмотрите: как криками на небе выжег
