после чего вы сразу потеряли самоконтроль и лично расстреляли агитаторов на месте, прекрасно зная, что это исключительная прерогатива военно-полевых судов. Не верю я в такие помутнения, знаете ли.
Алексей стоял навытяжку, не произнося ни звука.
— Я жду ответа! — рявкнул адмирал.
— Во-первых, ваше высокопревосходительство, — ровным голосом начал Алексей, — флот — это не дискуссионный клуб. Я не собираюсь ежедневно дискутировать со всякой революционной сволочью. А к экипажу, где агитаторов расстреливают на месте, надеюсь, подобные господа на пушечный выстрел не подойдут. Во-вторых, в военно-полевых судах в последнее время развелось уж больно много либералов. А уничтожать этих подонков, с их антивоенной и антигосударственной пропагандой, почитаю долгом офицера.
— Что же, — протянул адмирал, — теперь вам самому придется изведать, насколько либеральны наши военно-полевые суды. Полагаю, разжалования вам не избежать. Но скажите, откуда у вас, человека молодого, что греха таить, принадлежащего к поколению, увлеченному идеями социализма, человека, которому за барышнями на Невском проспекте ухаживать пристало, а не за большевистскими агитаторами гоняться, вдруг такая ненависть к левакам и антивоенным партиям?
Алексей молчал. Адмирал, насупясь, смотрел на него. Наконец, когда адмирал уже явно устал ждать и явно намеревался что-то сказать, Алексей решился:
— Потому что я знаю, к чему это приведет, ваше высокопревосходительство.
— Откуда вы можете знать? — саркастически склонил голову набок адмирал.
— Потому что я не тот, за кого себя выдаю, — отчеканил Алексей. — Потому что я родился не в Варшаве в тысяча восемьсот девяносто шестом году, а в Петербурге, вернее, в Ленинграде, в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом. И правил государством в тот момент генеральный секретарь коммунистической партии Константин Устинович Черненко.
— Извольте объясниться, — поднялся из-за стола, багровея, адмирал.
— Слушаюсь, — щелкнул каблуками Алексей.
* * * Через два часа они еще сидели за совещательным столом в кабинете адмирала. Оладьин ослабил галстук и расстегнул ворот. Уже трижды он вызывал адъютанта, приказывая принести чай и бутерброды себе и арестованному и отменить какие-то совещания и доклады. А Алексей все рассказывал.
— …Как я уже сказал, ваше высокопревосходительство, все это произошло в ином мире, отличном от этого. Но события здесь, увы, идут тем же путем. Я должен еще сказать…
— Достаточно, — вдруг буркнул адмирал, до того прерывавший рассказчика лишь по исключительным причинам.
Он тяжело поднялся, с минуту постоял, будто размышляя о чем-то, и решительной походкой направился к сейфу, установленному в углу кабинета. Открыв дверцу и порывшись в его глубинах, извлек несколько листков бумаги, исписанных крупным каллиграфическим подчерком, запер сейф, вернулся к столу, протянул листки Алексею и произнес:
— Читайте, Татищев. Этот документ перешел по наследству от моего дальнего предка Александра Оладьина, жившего в шестнадцатом веке. Приближенного великого князя Николая, одного из тех, кто возвел на престол Карла Стюарта. Это копия документа, переведенная мной, в меру разумения, на современный язык.
Алексей кивнул и углубился в чтение: «Я, настоятель Святотроицкого Валаамского монастыря, архиерей Владимир, составил сей документ со слов барона Александра Оладьина, в тихвинском доме означенного барона, декабря, семнадцатого дня, одна тысяча пятьсот семьдесят пятого года. Барон Александр, ушедший от дел и поселившийся на покое в городе Тихвине, находясь в здравом уме и трезвой памяти, поведал и повелел записать мне следующее.
В годы службы при дворе Его Величества короля Североросского Карла Стюарта, благородному барону случилось встретиться с человеком, поведавшим, что он попал в этот мир из другого, подобного нашему, но год в том мире, когда сей муж покинул его, был две тысячи второй от Рождества Христова. И подобен тот мир был нашему, но не было там ни Ингрии, ни Северороссии, ни ордена Ингерманландского, а принадлежали земли сии от века Новгороду, а после царю Московскому. Поведал он, чтов его мире московская династия Рюриковичей пресеклась еще до истечения сего столетия, и после правления царя Бориса Годунова, Смутного времени и правления царя Василия Шуйского на троне Московском воцарилась династия Романовых. И воевала та династия с султанами Османскими, а после, с тысяча семисотого года, с королем Шведским. Во время той войны заложил Московский царь Петр Алексеевич Романов, прозванный Великим, город Санкт-Петербург, и провозгласил себя императором, а Русь империей. После же правил дом Романовых до века двадцатого. И была тогда Русь великой империей. И покорила Речь Посполитую, поделив ее с Пруссией и Австрией, и покорила Кавказ, и теснила турок на Балканах и народы Средней Азии, и твердой ногой встала на Дальнем Востоке. Но не ведала онасвободы, и был один самодержец в ней, хозяин земли Русской, а остальные при нем холопы. Только государь Александр Второй Романов освободил крестьян от крепости, но не было в империи и десятой доли тех свобод, что ведала Северороссия.
Когда же воцарился Николай, прозванный Вторым, ослабла монаршая власть. И была смута в тысяча девятьсот пятом году. И подавил государь смуту, но вынужден был дать уложение своим подданным, подобное уложению Великого Князя Андрея Ингрийского. Но не спасло это дома правящего. В годутысяча девятьсот четырнадцатом, когда вспыхнула страшная война, в которой Россия, Англия и Франция бились с германцами и османами, снова зашаталась монаршая власть. И отрекся государь Николай от престола в марте месяце тысяча девятьсот семнадцатого года. И воцарилась смута на российской земле. И в ноябре того же года страшный орден захватил власть. Именовались орденцы те большевиками. И хулили они Церковь и разоряли храмы. И воздвигли они гонения на дома благородные. И извергнут был сей орден на землю из самого ада, из чрева сатаны. И проповедовал тот орден не веру Христову, а капиталистское учение Маркса, антихриста бородатого. Руководил же орденом сиим некто Ленин, прозванный Ильич.
И была война на земле российской, где брат восставал на брата и сын на отца. И было разорение великое. И победили большевики. И покинули самые благородные да родовитые землю русскую. И умер Ленин Ильич. И восторжествовал подручный его Сталин Иосиф. И построил тот Иосиф империю страшную, сатанинскую. И закабалил он народ так, как не ведали холопы российские при царях. И карал сей Иосиф безжалостнее, чем царь Иван Московский, прозванный Грозным. От того многие мужи и жены казнены были безвинно, а иные в каторге сгнили. И несть числа без вины убиенным и умученным. И собрал Иосиф силу огромную. И напал на него кайзер Германский, именуемый Адольф Хитлер. И успех был сперва у кайзера, и дошел он до Волги, до Москвы и до Санкт-Петербурга, прозванного тогда Ленинградом. Но пересилил его Иосиф, и победил, и прогнал с земли своей, и завладел Берлином, и всею Пруссией, и Польшей, и Мадьярией, и Болгарией, и Румынией, и Сербией, и Черногорией, и Хорватией. И пало в той войне подданных Иосифа двадцать миллионов человек, а кто говорит — и сорок. Но от того еще больше укрепился Иосиф и стал править не токмо Россией, но и половиной государств европейских. И отложился к нему Китай. И стал орден большевиков, тогда именуемый коммунистами, полумиром править. И разоряли они церкви. И кровь подданных лили, и по тюрьмам и каторгам их пытали. И злокозничали они супротив стран христианских.
И умер тогда Иосиф, и встал на трон московский Никита. И продолжил он борьбу с миром христианским, хоть и не любил Иосифа, потому как коммунист был, а коммунисты, вестимо, все от дьявола. И был после Никиты Леонид. И были после Леонида еще цари, правившие коротко. После же взошел на престол царь Михаил. И ослабла власть его. И восстал народ против него. И потеряли коммунисты власть. И было то в году одна тысяча девятьсот девяносто первом от Рождества Христова. Но распалась империя великая. И были нищи и чужаками попираемы восставшие на ее месте страны, и цари иные от богатств их жили.
Так было в том мире. Но берегитесь же, братие, ибо наш, мир идет тем же путем, что и тот. И опасность от большевиков-коммунистов сатанинских грозит в свой час ему не меньшая.
Полученные мной сведения об опасности, грозящей всему христианскому миру, абсолютно достоверны и получены от человека, чудесным провидением заброшенного из мира грядущего в наше
