— Все слышали, — продолжал Павлик, — а мозгами никто не пошевелил. Один я отдувайся.
— Павлик, рискуешь! — предупредила Вера.
— Короче говоря, нужна баночка с краской. И предмет вроде бумажного листа или картонки…
Шофер снова подмигнул в зеркальце:
— Это мы найдем! Мозги у тебя варят!..
— А кто оценит? — вздохнув, сказал Павлик. — Сам себя не похвалишь — так и умрешь без доброго слова.
6
По стеклянной галерее, ведущей от аэродромного поля, шли пассажиры. Несли привядшие букеты роз, пухлые незастегивающиеся сумки, дырчатые фанерные ящики, пахнувшие яблоками. Но больше всего с этим южным рейсом прилетело дынь. Продолговатые, как дирижабли, пятнисто-золотые, дыни тяжко покачивались в авоськах, ехали на плечах, а то и в объятиях пассажиров двести сорок второго рейса.
А у выхода из галереи стояли Вера, Сережка и Павлик. Сережка выставил перед собою картонку, извлеченную, вероятно, из багажника «волги», — картонка была в царапинах и мазутных пятнах.
Свежими белилами на ней было начертано:
Идея Павлика поражала простотой и надежностью. Кем бы ни оказался прилетевший Саша, он не мог проследовать мимо…
Они ждали. Они приготовились к тому, что окажутся в центре внимания, услышат недоуменные вопросы, шуточки, одобрительные возгласы. Ибо не каждый день в аэропорту происходит такое. И не каждому человеку придет в голову подобная идея.
Они ждали с великим азартом и нетерпением.
Но события почему-то развивались вяло.
Нельзя сказать, что пассажиры совсем не интересовались необычным плакатом. Подошел, например, с дыней в обнимку, жизнерадостный дяденька и пожелал узнать: не хоккейный ли Озеров имеется в виду? То есть не народный ли артист, комментирующий матчи? Встревоженная старуха, одетая во все черное и шелковое, спросила, как добраться до метро. Но большинство пассажиров проходило мимо, не замедляя шага, не проявляя особого интереса. Может, их укачало в этом рейсе. А может быть, на свете теперь столько неожиданностей, что люди удивляются все реже и реже.
Последними торопливо процокали каблучками две стюардессы. Не тащили они фруктов и разбухших сумок, но выглядели еще более усталыми, чем пассажиры. Вероятно, у них был не первый рейс за этот день. И стюардессы уж совершенно не обратили внимания на плакат.
Сережка опустил картонку к ногам.
— Гениальная идея не сработала…
— У тебя есть получше? — спросил Павлик.
А Вера все вглядывалась в дальний конец галереи, все надеялась, что там появится кто-то опоздавший…
— Он должен был подойти! Не мог он лететь к Озерову и не знать его фамилии! Ничего не пойму…
— А если он неграмотный? — обозлился Сережка.
— Врач-то? Специалист?
— Откуда нам известно, что летел врач?! Летел старикан какой-нибудь!
— Труха и пшено! — сказал Павлик. — Неграмотных теперь меньше, чем академиков. Я другого не понимаю… В телеграмме написано: «встречай». Стало быть, прилетевший надеялся, что его встретят. Он должен был оглядываться. Искать. Головой вертеть.
— Он подумал, что Озеров опоздал! — не унимался Сережка.
— Все равно, он сразу не ушел бы! А тут и на секунду никто не задержался!
Обмахиваясь фуражкой, к ребятам спешил таксист. Поначалу он тоже не поверил:
— Неужто прозевали?!
— Получается, что прозевали, — уныло согласилась Вера.
— А ты рейс-то правильно запомнила? Не перепутала?
— Память у нее электронная, — хмурясь, сказал Сережка. — Мы в чем-то другом ошиблись.
Он нерешительно протянул шоферу картонку, ставшую теперь ненужной. Вера отдала банку с белилами.
Все понимали, что ждать больше нечего. И все-таки стояли в этой дымной от солнца, пустой галерее.
— Павлик, подумай! — жалобно сказала Вера.
— Дудки. Имейте совесть.
— Ты шахматист, у тебя логика!
— Я поэт, — сказал Павлик. — Сочиняю стишки, никому не мешаю…
— Ладно, ты поэт. Тогда у тебя — фантазия!
— Еще Пушкин отметил, что поэзия должна быть глуповата.
— Неужели? — спросил Сережка. — Ай-яй.
— Павлик, рискуешь! — закричала Вера, потеряв терпение. — Я вижу, что у тебя мысли! Выкладывай немедленно, показушник несчастный!..
— Одни грубости на уме, — сказал Павлик. — Ну ладно, ладно… Только имейте в виду: я устал напрягаться. Итак, почему мы решили, что прилетит обязательно человек?
— А кто? — рявкнул Сережка. — Верблюд?!
Павлик состроил страдальческую гримасу.
— Сережа, больше не заикайся о качестве шуток… В самолете мог прилететь какой-нибудь предмет. Сверток. Посылка. А телеграмма послана затем, чтобы Озеров приехал и забрал.
Напряженно поразмышляв, Сережка спросил:
— У кого забрал?
— Стюардессы!! — вскрикнула Вера.
7
Кто знает, может, стюардессы давно бы исчезли, затерявшись в служебных кабинетах аэропорта. Их лиц ребята не запомнили, а на все прочее у стюардесс, как известно, существует ГОСТ — государственный стандарт. И девушек одинакового роста, в одинаковых курточках, в одинаковых пилотках набекрень встретились бы десятки, если не сотни…
Помощь подоспела случайно.
Ребята мчались мимо багажных транспортеров, мимо буфетов и газетных киосков, повернули на лестницу, ведущую в нижний этаж — и с ходу затормозили.
На лестнице — с необъятным рюкзаком на спине, с целлофановым букетом перед собой — топтался знакомый альпинист. Он преградил стюардессам дорогу.
