каждой створки только одна пара, и у людей так же.
Юкио выиграл, он доволен. Марико отправляет его в ванную. Пока она укладывает его спать, я мою посуду. Юкио трет глаза и спрашивает меня:
— Господин Такагаши, а вы придете к нам завтра?
Я смотрю на Марико.
— Ну конечно! — отвечает она.
И уходит с ним в спальню. Из-за двери доносится нежный голос Марико, она поет. Я замер и слушаю. Вспоминаю Соно, которая тоже пела мне колыбельные. У меня сжимается сердце.
Марико выходит из комнаты и говорит:
— Юкио заснул. Спасибо за приятный вечер, господин Такагаши.
Я кладу руки ей на плечи:
— Мы теперь помолвлены, Марико. Не благодари меня, как посторонний человек. И зови меня Кэндзи, давай перейдем на «ты».
Она закрывает лицо ладонями и плачет. Я крепко прижимаю ее к себе, и так мы стоим долго.
Середина июня.
Идет дождь. Устроившись поудобнее в бамбуковом кресле, я читаю, держа в руке закладку Соно. На ней написаны слова «незабудка» и «васуренагуса». Что происходит? От Соно по-прежнему нет вестей. Вдруг она заболела после долгой дороги?
Подумав, я решаю ехать в Камакуру, к ней домой. Можно взять с собой Марико и Юкио. Хорошо бы показать Юкио море, ведь он никогда его не видел.
К следующему воскресенью, после целой недели дождей, небо проясняется. Рано утром захожу за Марико и Юкио: они ждут меня, приготовив корзину с едой для пикника.
Мы едем на вокзал. Юкио возбужден, он в первый раз путешествует на поезде. Его поражает величина паровоза. В поезде он сыплет вопросами об устройстве локомотива. Удивительно, до чего мальчик любопытен: его мать совсем не интересуют все эти подробности.
Выходим в Камакуре и едем на автобусе до пляжа Шиширигахама. Юкио сразу бежит к морю. Потом мы собираем в сетку ракушки и строим длинный поезд из песка. Кажется, Юкио доволен. После обеда мы с Марико лежим на подстилке, которую она взяла с собой. Юкио по-прежнему лепит из песка фигуры.
В четвертом часу мы уезжаем с Шиширигахамы и по пути к Соно заходим на другой пляж, Югахама. Соно живет в десяти минутах ходьбы от моря. Как я и думал, дома ее нет. Соседи тоже не знают, когда она вернется. Вдруг я вспоминаю про храм С., который находится совсем неподалеку, и предлагаю Марико сходить туда.
Через несколько минут мы уже в храме. Тишина. Вокруг ни души. Потом идем к кладбищу, которое прямо за храмом. По дороге рассказываю Марико про этот храм и про сына настоятеля, Кенсаку, с которым мы играли в детстве.
У ворот кладбища Юкио останавливается и говорит:
— Какое большое!
— В следующий раз я покажу тебе храм М., возле которого похоронены мои предки, — говорю я. — И кладбище там гораздо больше, чем здесь.
— Где этот храм? — спрашивает Юкио.
— В Токио, — отвечаю я, — в квартале, где живут мои родители.
Я склоняюсь над плитой, чтобы прочесть надпись. Слышу, как Юкио говорит:
— Мама, а где похоронены наши предки?
— Нигде, — отвечает Марико.
— Как это? У нас нет предков?
— Есть. Но мы не знаем, кто они.
Юкио молчит. Вдруг Марико говорит:
— Юкио, скоро я выйду замуж за господина Такагаши.
У меня перехватило дыхание. Марико продолжает:
— Мы будем жить вместе. Господин Такагаши тебя очень любит.
Юкио ничего не отвечает.
— Господин Такагаши… — произносит он наконец.
Я оборачиваюсь.
— Я тоже вас очень люблю, — говорит он. — Я знал, что вы собираетесь жениться на маме. Но только можете пообещать мне одну вещь?
Взгляд у него серьезный. Выражением глаз и манерой говорить он напоминает иностранного священника. Марико, кажется, хочет мне что-то сказать. Пристально смотрю на Юкио:
— Слушаю тебя.
— Я хочу, чтобы вы пообещали, — говорит он, — что мама никогда не станет из-за вас плакать.
— Юкио! — воскликнула Марико.
Она в растерянности. Я беру Юкио за руки:
— Хорошо. Обещаю. Так и будет!
Он улыбается и бросается мне на шею. Я крепко прижимаю его к себе.
Когда мы возвращаемся к Марико домой, Юкио крепко спит у меня за плечами. Марико тут же стелет ему постель. Я растянулся на татами. Марико приносит чай.
— Юкио тебя очень любит, — говорю я. — И я завидую. Завидую вашим близким отношениям, его тесной связи с тобой, матерью.
— Пусть тебя не обижают его слова. Я до сих пор не могу прийти в себя от того, что он сказал тебе в храме С.
Я поднимаюсь и сажусь:
— Ну что ты! Наоборот, мне хотелось бы усыновить его как можно скорее.
Марико опускает глаза. Я беру ее за руки. Она смотрит на меня. Глажу ее волосы, лицо, шею. Кладу ладони ей на плечи. Наши губы соединяются. Ищу языком ее язык. Дыхание мое становится прерывистым. Я говорю:
— Я хочу тебя! Не могу больше терпеть.
Расстегиваю ее блузку. Она не сопротивляется. Касаюсь ее тяжелых грудей, мягких и теплых. Приникаю губами к соску и замираю на мгновенье, словно младенец. Она обхватывает ладонями мою голову и гладит меня по волосам. Я укладываю Марико на татами. Целую ее лоб, глаза, нос, уши, шею. Стаскиваю с нее юбку и трусы. Она помогает мне раздеться. Касаюсь пальцами ее промежности, горячей и влажной. Вхожу в нее и чувствую, как она крепко сжимает мой член. Мы сливаемся друг с другом, подобно двум створкам хамагури. Из моей груди вырывается стон:
— Марико, я люблю тебя!
Наши губы снова соединяются. Бедра покачиваются все быстрее. Тяжело дыша, Марико вскрикивает:
— Кэндзи!
Мы кончаем одновременно. По моим щекам текут слезы. Успокоившись, я обнимаю ее.
Утром нас будит крик петуха. Я ухожу, чтобы перед работой успеть зайти домой и переодеться. По дороге размышляю о том, что произошло вчера. «Господин Такагаши!» В голове у меня все еще звучит голос Юкио. А перед глазами — его светлое улыбающееся личико.
Не могу сосредоточиться на работе. Мысли заняты Марико. С тех пор как я впервые остался у нее на ночь, меня преследует ее тело. Вспоминаю ее гладкую кожу. Представляю, как снова целую ее лицо, шею, грудь…
Я ревную к ее прошлому. Ревную ко всем мужчинам, с которыми она спала. Неужели ее тело отзывалось на их ласки? Вообразить не могу, чтобы она испытывала удовольствие с кем-нибудь другим. При виде Юкио эти вопросы мучают меня. Думаю о его отце: она занималась с ним любовью. «Кто он?» Мне не
