– Не в этом дело. Хотя и скучно тоже… – Коростылев не хотел рассказывать Владимиру Львовичу истинных причин своего ухода. Кто знает, как отнесется директор к тому мистическому голосу, который требовал от Тихона более активно продолжать движение по пути Вин-Дао-Ян. Ухтин же сам дал такую удобную подсказку, и Коростылев решил не переубеждать директора. Если ему так нравится думать – что ж…
– Да, – Погрустнел Владимир Львович и задумчиво сжал пальцами свой подбородок, – Если уж ты твердо решил… – Директор не стал заканчивать фразу. Он придвинул к себе заявление Тихона и размашисто подписал.
L. ЭКИПИРОВКА.
Бежевая «шестерка», за рулем которой сидел Тихон Глебович, шла по ярославской трассе. Первой в списке, который дал ему Загоруйко, была дача в районе Загорска, но Коростылев уже миновал этот город и уверенно двигался дальше. Там, впереди, немного не доезжая до Переславль– Залесского, в двух десятках километров от трассы была небольшая деревушка. Именно в нее и направлялся Шрам. За те несколько лет, что Тихон здесь не был, многое изменилось. Даже нужный ему поворот Коростылев едва не проскочил. Свернув на грунтовку, машина миновала пару селений, проехала через лесок, и вскоре показалась деревня. В ней было полтора десятка домов, в которых раньше доживали свой век старики и старухи, а теперь, судя по встретившемуся Тихону трактору, обосновалось какое-то фермерское хозяйство. Один из домов, самый крайний, ближе всех стоящий к лесу, принадлежал Шраму. Он выкупил его у колхоза в конце восьмидесятых и прожил в нем в полном одиночестве около полутора лет, лишь изредка наведываясь в Москву, к Гале, привозя ей картошку и прочие плоды обширного огорода. Все это время было заполнено тренировками по системе Вин-Дао-Ян. И сейчас, кроме основной цели путешествия, Тихон хотел проникнуться тем духом, который он утратил за последний год-полтора. Побродить по знакомым местам, вспомнить свои достижения на пути совершенства, которые он так бездумно растерял. Его дом стоял как и прежде. Добротный пятистенок, с завалинкой, резным крыльцом. Но дорожка, вымощенная битым кирпичом уже заросла репьями и крапивой, как и весь двор. Теперь уже не разобрать, где был палисадник, где грядки, лишь старые яблони да вишни стояли на прежних местах в густой полыни. Ограда из досок где повалилась, прогнив, а где и просто была разворована. Тихон обошел избу. Одно из окон, выходящее на лес, оказалось распахнутым. Ставни, его закрывавшие – сорваны. На земле, едва видные под растениями, валялись горбыли, которыми Коростылев для надежности заколотил все окна и входную дверь. Однако ворам это не стало преградой. Под крыльцом, так, куда Тихон его и положил, лежал топор. За все годы он лишь слегка покрылся ржавчиной, и с его помощью Коростылев за несколько минут оторвал прибитые к двери доски, освободил пару окон, и, отперев висячий замок, вошел в избу. К чести неизвестных воров, почти все осталось на своих местах. Перед отъездом Шрам основательно почистил дом, и брать в нем было практически нечего, кроме табуретки, стола, и широкой лежанки. На столе остались сгнившие остатки чужой трапезы. Несколько заросших пылью и плесенью консервных банок рыбий скелет да корка белого хлеба. Скорее всего, прикинул Тихон, эти люди охотились за иконами, которые иногда попадались в заброшенных домах. Но от прежних хозяев иконы Коростылеву не достались, да он не очень-то и горевал об отсутствии святых ликов. Выкинув мусор за ограду, Шрам спустился в подпол. Люк в него находился непосредственно под кроватью, двигать которую ворам не захотелось. Включив фонарь, Коростылев осмотрелся. Здесь действительно ничего потревожено не было. Около лестницы стояла лопата. Взяв ее, Тихон подошел к одному из углов и поднял широкую доску, одну из тех, которыми был здесь вымощен пол. Под доской оказалось свободное пространство и там стояли три сумки. Опасаясь, как бы не порвалась ткань, пусть и синтетическая, Шрам вытащил сумки из подвала в горницу. Вскоре на столе расположилось содержимое сумок. Развалы промасленного оружия, патроны, коробки со спецоборудованием, пара шлемов с бронещитками, пуленепробиваемые жилеты. Непонятно каким образом сюда затесался арбалет с колчаном стрел и пневматический пистолет с несколькими обоймами шприц-патронов с сильнодействующим снотворным. Разобравшись с наличным оружием, Шрам стал отбирать то, что может пригодиться для обнаружения и штурма дачи, в которой скрывался Бешеный. Что здание придется брать штурмом Тихон не сомневался. Вряд ли Говорков заляжет в месте, где его можно будет взять голыми руками. Решив, что арбалет и пневмопистолет пригодятся, Коростылев проверил их боеготовность, разобрав и смыв слитым из машины бензином лишнюю смазку. Та же участь постигла ППП «Нептун». Его прицельная дальность стрельбы на воздухе оставляла желать лучшего, но магазин на сорок два патрона и то, что даже одно попадание вырубало человека, решили за него. Из оборудования Тихон отобрал лазер в виде фонарика, акустический усилитель, незаменимую вещь для подслушивания на дальних расстояниях и инфракрасный прицел. Все прочее он отодвинул в сторону, стационарные «жучки», шариковые ручки и очки с вмонтированными в них миниатюрными видеокамерами, другое миниатюрное шпионское снаряжение вряд ли потребовалось бы в боевой операции. Забросив все это в багажник и не забыв при этом бронежилет и шлем, Коростылев спрятал все остальное на прежнее место, задвинул кроватью люк и, заперев дверь на замок, отправился погулять. Полной грудью вдыхая лесной воздух, Шрам невольно прибавил шаг, а потом и побежал, что было сил. Первое время он спотыкался о корни, но потом тело вспомнило старые ощущения, и Тихон словно бы помчался в нескольких сантиметрах над землей, не замечая никаких препятствий на своем пути. Через минут двадцать такого бега Коростылев начал вдруг задыхаться. Внезапно навалилась странная усталость. Ноги словно приковало к земле. По телу прокатилась волна жара. Потом еще и еще одна. Огненный стержень запульсировал внутри позвоночника, и Шрам физически чувствовал, как тот сжигает его спинной мозг. Ноги подкосились, и Тихон упал на спину. Перед его глазами были ветви деревьев, а над ними, в ярко-синем небе, какое бывает только за городом, плыли сероватые кляксы облаков. Жар распространялся. Со спины он проник в живот, в ноги, в руки. Коростылеву казалось, что под его пальцами начинает гореть хвоя, что одежда на нем уже тлеет от нестерпимого жара, излучаемого его телом. Перед глазами всплыли вдруг лица. Множество лиц. Одни казались знакомыми, других Тихон явно никогда не видел. Они заполонили все поле зрения. Даже зажмурившись, Коростылев видел эти направленные на него горящие глаза.
– Простите меня и идите с миром!.. – Неожиданно для себя прошептал Тихон. И в тот же момент огонь исчез. Еще не веря этому, Шрам пошевелил руками, согнул ноги в коленях. Ничего не болело. Усталость куда-то пропала, а тело наполнилось странной силой. Той самой силой, которую Коростылев накапливал все годы занятий Вин-Дао-Яном. Словно она дремала в нем, запертая в неведомом хранилище, а теперь разом вылилась наружу, наполнив мускулы энергией. Пробуя возвращенные способности, Тихон встал, всем телом оттолкнувшись от земли так, что со стороны могло показаться, что невидимые нити подняли его, как поднимают канатами лежащую башню. Обернувшись, Коростылев с удивлением заметил, что на земле отпечатался его силуэт. Там, где он лежал, хвоя была абсолютно сухой, светло-коричневой, в отличие от остальной почвы, которую покрывала хвоя влажная и темная. Чувствуя непонятную радость, Шрам подпрыгнул. И не удивился, взвившись над землей на метра полтора. В свои лучшие дни он прыгал вверх на три метра, но это было в лучшие дни. Приземлившись, Коростылев опять побежал. Это был уже другой бег. Тихон без напряжения варьировал скорость, с длинных шагов, без остановки, переходил на трусцу, а потом опять стелился над неровной поверхностью земли. Без усилий перепрыгнув громадную лужу, заросшую ряской, Шрам остановился и помчался назад. Он вспомнил лица, пригрезившиеся ему в момент, когда тело горело огнем, и Тихон понял, кто это был. Ему явились все убитые им. Именно об этом предупреждал Лу Фу, когда говорил о том, что нельзя без особой на то причины лишать жизни человека. Но этих-то Коростылев убил в честном бою, или на войне, сам не заметив того, как перешел какую-то грань, за которой все его способности мастера рукопашного боя как бы пропали, закапсулировались в дальних уголках сознания, не имея выхода наружу. Сейчас же, Тихон отчетливо понял это, ему повезло. Когда он попал в обстановку, где так долго и успешно тренировался, в его мозгу что-то сработало, и он освободился от тянущего вниз груза убийств. Китаец не раз говорил, что мастер Вин-Дао-Ян обязан общаться с природой. Разговаривать с деревьями, птицами, травой. И сейчас Коростылев подозревал, что именно земля помогла ему, высосала из него наслоения ненависти погибших от его руки людей. Поняв это, Тихон как бы споткнулся. Он с ходу упал
