понравились, он ставил аббревиатуру ВМН. Что значит — высшая мера наказания. И этих людей сразу расстреливали.
Наташа почувствовала, как по её спине пробежал холодок.
— Скоро тебя самого придется лечить гипнозом, — тихо сказала она.
— И ты придешь на помощь, — пошутил Ян, — погрузишь меня в долгий оздоровляющий сон.
— Ты надеешься, что в селе людям живется спокойнее? — Наташа решила перевести разговор на другую тему, потому что ей самой стало невмоготу думать о таких страшных вещах.
— Очень надеюсь.
— То есть ты хочешь отправить туда свою семью, а сам останешься в городе?
Ян помедлил, как будто Наташа своим вопросом сбила его с толку.
— А что мне делать в деревне? — пожал он плечами. — Мне и преподавать надо, и лечить.
И слегка смутился: получалось, что он не столько думает о своих домашних, сколько о себе. Правда, Наташа его вполне поняла и потому пояснила:
— Я не о том… Как ты думаешь, долго это продлится?
— Думаю, долго, — уже понурился он, осознав вдруг безвыходность ситуации. — Что же это получается? И в своей стране мы не можем не опасаться за будущее своих близких?!
Глава четвертая
Распрощавшись с Яном, Наташа села в трамвай, который шел к её дому.
До встречи с Поплавским она собралась было зайти в Высший совет физкультуры, куда её приглашали на работу. Ей тридцать четыре года, летать под куполом — это удел молодых… Хотя, если честно, уходить из цирка было жалко.
'Начала с цирка, цирком и заканчиваю', — вдруг подумала она и тут же рассердилась на собственный пессимизм: что значит, заканчиваю? В свое время навыки, которые преподали ей бродячие цирковые артисты, ставшие потом её друзьями, помогли Наташе выжить, не умереть с голоду и дали в руки профессию, которой она могла гордиться.
Ее сиятельные предки вряд ли такое бы одобрили, но она живет в другое время и в другой стране, где быть цирковым артистом куда почетнее, чем княжной древнего рода, буржуйкой и эксплуататоршей…
Сказать 'села' или 'вошла' в трамвай про её езду можно было с большой натяжкой — отчего-то среди дня здесь оказалась уйма народу, так что ехала Наташа, стоя на подножке и держась рукой за поручень
У поворота путь трамваю преградила колонна солдат и, поудобнее устроившись на подножке, Наташа смогла посмотреть вокруг. Как раз напротив у обочины припарковалась большая открытая машина, водитель которой сосредоточенно копался в моторе. Стоящий рядом молодой человек в длинном кожаном пальто нервно барабанил пальцами по стеклу авто и с тревогой поглядывал на циферблат наручных часов. Он явно куда-то торопился.
Внезапно его лицо приняло решительное выражение; он что-то крикнул шоферу, который теперь оторвался от работы и кивал, слушая указания молодого человека. Тот махнул рукой и побежал к трамваю.
Трамвай уже трогался, так что бегущий в последний момент лихо прыгнул на подножку к Наташе и невольно крепко прижал её к впереди стоящим пассажирам.
— Осторожнее! — буркнула она, пытаясь разместиться поудобнее.
— Извините, — прямо в ухо сказал ей нежданный сосед, — но я ничего не могу поделать. То есть я с удовольствием раздвинул бы для вас жизненное пространство, но законы физики этого не позволяют.
На следующей остановке им пришлось временно сойти, чтобы выпустить выходящих из вагона пассажиров. Наташа почувствовала, что молодой человек украдкой оглядел её с ног до головы.
Она отчего-то разозлилась на него. И от того, что после встречи с Яном чувствовала себя не лучшим образом, а, значит, и выглядела соответственно. Разбившуюся в сумке сметану она так и не выбросила и, ко всему прочему, вынуждена была ещё и ухитряться её к себе не прижимать.
Ее сосед, конечно, этого знать не мог и не нашел ничего лучше, как попытаться завязать с Наташей разговор.
— Такие красивые женщины, как вы, не должны ездить на подножке, — сказал он.
— Считаете, им лучше ходить пешком? — холодно осведомилась она.
— Лучше ездить в личном авто…
— Которое чаще ломается, чем ездит, — закончила за него Наташа, давая понять, что к дружеским беседам с посторонними людьми она не расположена.
Несмотря на то, что несколько человек из трамвая вышло, ни Наташе, ни её нежданному соседу не стало удобнее. Скорее наоборот, потому что в последний момент следом за ними протиснулся молоденький парнишка, который прижал её к поручню и вовсе уж бесцеремонно.
От возникшего неудобства, от раздражения ей было не до того, чтобы следить за своими карманами или сумочкой, в которой как раз лежала её месячная зарплата.
Поняла она, в чем дело, только почувствовав возню за спиной и услышав возглас попутчика в кожаном пальто:
— Попался, голубчик!
Сумочка её оказалось открытой, и вытащить заветный кошелек карманному воришке, видимо, не хватило одного мгновения.
Сосед по подножке крепко ухватил карманника за руку и тот, попытавшись спрыгнуть, так и не сумел высвободить руку из его крепкого захвата. Теперь он повис в воздухе на одной руке, смешно дрыгая ногами и шипя:
— Отпусти, гад! Отпусти, хуже будет!
— Интересно, он ещё и угрожает! Что же ты мне можешь делать?
— А вот что!
Она услышала приглушенный вскрик мужчины и, скосив глаз, увидела на его руке кровь. Руку он, однако, не разжал.
— Что случилось?
— Укусил, змееныш!
— Укусил?!
— Не зубами, конечно, бритвой полоснул.
Юный карманник, однако, не успокаивался. Увидев, что он пытается повторить маневр, Наташа перехватила его вторую руку, и теперь они с соседом словно тащили его за трамваем на буксире, только по воздуху.
Трамвай остановился, и они услышали трель свистка постового милиционера и его грозный оклик:
— Граждане, попрошу вас сойти!
Все трое ступили на тротуар, а карманник сразу обмяк в их руках. Он лишь попытался выбросить какую-то монету, но милиционер, по-особому изловчившись, поймал её у самой земли.
— Зачем же выбрасывать свой инструмент? — нарочито ласково осведомился он, перехватывая руку воришки у Наташиного нечаянного знакомого. — Мало того, что по карманам шаришь, ещё и на жизнь советских граждан покушаешься?
— Дяденька, отпустите, я больше не буду! — захныкал малолетний вор.
— Посидишь в тюрьме, понятное дело, не будешь.
— Ну вот, а я только собрался вам все объяснить, — улыбнулся мужчина в кожанке.
На Наташу же словно столбняк нашел — все произошло так быстро, что она могла сейчас лишь односложно отвечать на вопросы и не возражала, что инициативу общения взял на себя её сосед по подножке.
— Чего ж тут объяснять, эта личность нам известна, да ещё и на горячем попался. Плохи твои дела,
