— Говори! Что ты как девица невинная в борделе!
— Не торопи меня, я и сам собьюсь… Обещай не злиться, я вовсе не хочу невиновного под удар подставлять.
— Скажите, какие нежности при нашей бедности!
— Видишь, я ещё ничего не сказал, а ты уже рычишь!
— Не будешь тут рычать, когда… Когда комиссия приезжала и меня дома не было, ты что-то заметил?..
— Хуже.
— Хуже?! Что может быть хуже?
— Это началось ещё при тебе. В общем, я надеюсь, тебе удастся сохранить хладнокровие. Честно говоря, я кое-что подслушал. Но меня беспокоит, что я мог это и неправильно истолковать…
— Аренский, не тяни кота за хвост!
— В общем, Юлия разговаривала с этим врачом… не так, как должна разговаривать замужняя женщина.
— А почему ты мне об этом сразу не сказал?
— Не придирайся, я говорю сразу. Почти… Интересно, что бы ты чувствовал на моем месте, зная, что у друга любовь?
— Если бы я знал, что друга обманывают…
— Погоди, об обмане пока нет речи. Это был всего лишь разговор.
— Всего лишь?!
Аполлон вскочил и потянул с вешалки шинель.
— Сейчас я пойду и выясню, что это был за разговор…
— Погоди! — Арнольд чуть ли не ухватил товарища за полу шинели. — Что ты выяснишь? Не пойман — не вор.
— Значит, ты предлагаешь её ловить, когда она уже украдет?
— Ей-богу, ты как будто не в следственной части работаешь. С другими был такой умный, такие ловушки расставлял… Да она от всего отопрется! Скажет, показалось этому Аренскому, а потом и меня со свету сживет!
— Как же это она без моей помощи тебя сживет?
— Не волнуйся, с твоей и сживет. Скажет что-нибудь вроде: этот Аренский и сам ко мне пристает. В любую минуту, как тебя поблизости нет… Да мало ли что ей придет в голову…
— А ты почему насчет Поплавского интересовался? Хотел просто его от Юлии убрать?
— Да нет, — пожал плечами Арнольд. — Меня начальник культчасти про него спрашивал. У него жена что-то хворает, вот он и просил с тобой поговорить.
— Скажи культурнику, пусть берет врача на сегодня. А моей женушке поскучать придется. Тем более что она его уколов боится!
Аполлон мрачно хохотнул. Некоторое время в воздухе почти материально висело напряжение. Арнольд ерзал на стуле и вздыхал. Потом наконец решился.
— Видишь ли, проницательный ты наш, я ведь опять тебе не все сказал. Списываю это на твое волнение. Ты же не можешь в такой ситуации быть холодным, как лед…
Получилось у него грубовато, но Аренский, как оказалось, привык к Аполлону и не только чувствовал к нему особое расположение, но и понимал, как тот страдает и пытался по-своему смягчить удар.
— Вытаскивай из-за пазухи свой очередной камень! — махнул тот рукой.
— Ну зачем ты так! — Арнольд даже обиделся. — Просто я хотел сам: пообещать, а потом тянуть резину, сколько смогу. Глядишь, у неё надобность и отпадет…
— Та-ак, и что она у тебя ещё просила? Или требовала.
Он понял, что разговор продолжается о Юлии.
А сегодня возлюбленная Ковалева подкараулила Арнольда перед работой он никогда не мог прийти на службу раньше Аполлона — и поманила пальцем. Она стояла на пороге их дома и не хотела выходить и разговаривать с ним на ветру. Холодно ей, видите ли, было.
И сказала ему без всякой там преамбулы.
— Мне нужен пистолет.
— Вороны донимают? — неловко отшутился он. — Или крысы заели?
— Крыса, — холодно ответила она. — Одна, но большая, спасу от неё нет.
— Что ж ты у мужа не попросишь? Он тебе не то что пистолет, пулемет достанет!
— И, если ты помнишь прошлый наш разговор, муж не должен об этом знать. Ни в коем случае!
Представление о собственном всемогуществе у Юлии были какие-то детские. Она считала, что стоит ей только захотеть, и все станут плясать под её дудку, а уж Аренского она вообще держит на крючке. Он подумал с усмешкой: 'Тоже мне, интриганка королевских кровей!' И воспринял её просьбу, как очередной каприз. Но теперь, рассказывая об этом Аполлону, вдруг представил, как такую 'игрушку' Юлия могла применить…
— Пистолет, говоришь, — прервал его размышления Ковалев. — Что ж, дай ей пистолет, раз просит. Целый день одна, может, ей страшно.
— Да ты что, она — женщина взбаломошная. Начнется у неё истерика, думаешь, не нажмет на курок?
— А вот обсуждать с тобой мою жену я не собираюсь, — холодно заметил Аполлон. — Нажмет она на курок, не нажмет, это уж моя забота!
Он встал из-за стола и, открыв сейф, вручил Арнольду небольших размеров браунинг.
— Сегодня пойдешь домой на обед и отдашь его Юлии!
— Слушаюсь, товарищ майор!
Вечером Аполлон, против обыкновения, домой не торопился. Если в последние дни майор уходил раньше Арнольда, то сегодня сидел за столом и все что-то писал. Потом проверял написанное, беззвучно шевеля губами, и с размаху ставил поверх печать.
Арнольд перед уходом спросил его взглядом, мол, не надо ли чего, может, задержаться, на что Ковалев ответил ему взмахом руки:
— Иди, сегодня ты мне не нужен.
А после работы он не пошел домой, что тоже было странно, а свернул к своему детищу 'Северные зори', где первым делом затребовал себе Растопчину, и тут же уединился с нею в кабинете.
Еще больше удивилась обслуга в ресторане, когда он затребовал туда же самого лучшего шампанского и французский шоколад, лежавший про запас для самых именитых гостей.
— Надо бы как следует стол накрыть, да некогда мне, уж не взыщите, Мария Андреевна!
— Да, ради бога! — несколько удивленно отозвалась та. — Теперь проблем с моим питанием нет… Никак кто-то к вашей шкуре слишком приблизился?
— И не говорите, в затылок дышит! — усмехнулся Аполлон.
— Вы, Аполлон Кузьмич, подозреваю, мастер такие вещи предусматривать и устранять.
— Может, и мастер, а только не господь бог!
Он не заметил, как опять тяжело вздохнул.
— Тогда за вашей шкурой охотится женщина, — утвердительно сказала Растопчина, наблюдая, как он наливает в бокалы шампанское.
Ковалев вздрогнул от неожиданности и пролил шампанское на скатерть.
— Под руку не говорите, Мария Андреевна.
— Решили сдаться без борьбы?
— Вам-то что за дело? — огрызнулся он.
— Не люблю, когда мужчина расплавленным воском течет! — упрямо сказала она.
Он на её слова ничего не ответил, вынул из кармана кителя пакет и положил на край стола.
— Разговор у нас будет серьезный, потому и приказал, чтобы нас не беспокоили, — пояснил он. — Этот пакет, как видите, не подписан. Но для вас на нем невидимая подпись: 'Вскрыть в случае моей смерти.'
— Неужели все так серьезно? — спросила княгиня.