оглянуться и на самих себя и признать, что и у нас далеко неблагополучно, и неблагополучно по тем же самым причинам. Пусть же судьба погибающих на наших глазах государств послужит предостерегающим уроком, пока мы ещё имеем силы бороться.
X. Соображая все упомянутые данные, мы вправе перейти, наконец, и к Евно Азефу — этому исправленному и дополненному, второму изданию Гапона. Только неискренность либо жалкое неведение могли оставить за ним роль, навязанную тем самым Бурцевым, в котором кагал, очевидно, не нуждается, если не выдвигает его с целью вновь посмеяться над нами.
Азеф в русском департаменте полиции, это масонство в любой стране. Взмыливая дело Азефа и разражаясь против него “священным” негодованием, сыны Иуды, без сомнения, успели доставить своему махровому коварству немало весёлых дивно-опереточных минут… Достигнув невероятного, а именно созыва “всероссийского конгресса сионистов” в Минске уже в августе 1903 года, еврейство приобрело, стало быть, возможность подготовиться к 1905 году. Оно могло, значит, (чему имеются доказательства), предвидеть неизбежность японской войны и учесть на её пути многое заранее.
Как понять выдачу разрешения на “конгресс” столь, казалось бы, прозорливым и непоколебимым министром внутренних дел, как В. К. Плеве?… Чем бы он мог даже не оправдать, а хотя бы мотивировать подобное, явно недопустимое разрешение, да ещё в такое опасное время? Намерением произвести смотр вражеским силам?… Но для этого у министра некого было послать, Да и, сверх того, мы видим, что евреи проделали на “конгрессе” всё, им необходимое, и вдобавок безпрепятственно… Рассчётом ускорить открытый бунт, чтобы сокрушить неуловимую, скрывающуюся гидру анархии, с которой тайными мероприятиями становилось не под силу бороться? Но помимо рискованности такого манёвра, ни откуда не видно, какими средствами предполагалось обеспечить власти победу, особенно в виду надвигавшейся уже японской трагедии… Тем не менее, скажут: В. К. Плеве действовал искренно. А не был ли сам обманут?… И это отнюдь не являлось у нас невозможным. Не переоценил ли В. К. свои силы, как случилось и с Гамбеттой. Если же Плеве собственной кровью запечатлел служение отечеству, то не надо забывать, что и Гамбетта был убит масонами, хотя служил только евреям, но, правда, зазнался перед Ротшильдами…
С другой стороны, всё последовавшее исключает возможность сомневаться как в сказанном, так и в обработке кагалом своей революции систематически. Было бы безумным, однако, да и несоответственным положению евреев в России, предполагать, будто ими же созданы и самые элементы революции. Для сынов Иуды она могла являться лишь средством, совсем не целью. Да и были произведены ими только подтасовка и шулерское “крапление” требований “народа”, равно как учинено снабжение “освободителей” деньгами, прокламациями, браунингами и бомбами, причём сими последними, благодаря столь изобильному урожаю кагальных фармацевтов, что продуктов их “творчества” хватает и на “химическую обструкцию” в высших учебных заведениях, а не на одно учёное изготовление бомб. Наконец, кагалом было избрано время для всероссийских забастовок по иудейскому рецепту, т. е. с митингами и убийствами, что среди “особо благоприятных” условий в Москве и разразилось для талмудического ди-версимента логически, вооружённым восстанием.
Революция 1905 года принесла колоссальные выгоды исключительно евреям, ещё раз доказав, как дьявольски вышучивает “избранный народ” гоев и вновь показывает, что не будет никаким гоям житья, когда иудаизм восторжествует окончательно, если уже теперь таковы плоды его побед. Затеяв столь грандиозную биржевую спекуляцию, еврейство желало, разумеется, придать ей и невиданную по “художественности” форму. Не говоря об издержках предприятия, без сомнения, ассигнованных иудейскими банкирами лишь авансом и, конечно, за наш же счёт, требовалось организовать постановку трагикомедии на огромном пространстве. Многих, без сомнения, забот и расходов стоило кагалу само “исполнение”, но ведь и “угнетённое племя” приобрело кое-что. Не ради одного же, в самом деле, “спорта” бомбы, например в Одессе, оказывались и у еврейских богачей… Съезд социалистов-революционеров при благосклонном участии Азефа и Милюкова в Париже и организация печатания для маньчжурской армии прокламаций в Японии; инсценирование “9 января” в Петербурге, равно как убийство затем Гапона евреем же Рутенбергом и стравливание армян с татарами на Кавказе параллельно с поставкой туда оружия через Финляндию из Швейцарии; помимо ординарных везде чрезвычайные “освободительные” митинги в Томске и Твери на один лад и с теми кровавыми результатами; военные и морские бунты во Владивостоке и Кронштадте, в Свеаборге и Севастополе; “одесские и туккумские дни”; всеобщие железнодорожные, телеграфные и почтовые забастовки на необъятной территории России; злодеяния над эмблемами святынь русского народа по всему же лицу его земли; преднамеренные убийства и разрывы бомбами самых доблестных палладинов нашей родины; “герценштейновские” иллюминации и вопиющие к небесам потоки крови коренного населения страны; предательская подтасовка выборов в Государственную Думу, куда “угнетённые” евреи проведены были даже от Костромы, Петербурга, Киева и Москвы и в виде кагальной премии захват у нас “избранным народом” главных отраслей жизненной деятельности, — всё это, вне всяких сомнений, не могло быть случайным…
Отсюда явствует, что план был обдуман, разработан и проведен сокровенной и беспощадной, несокрушимой центральной властью.
Между тем, не только для “премудрого” кагала, а и для всякого человека не могло не быть очевидным, что поднять революцию в целой России и устроить от её имени вооружённое восстание в Москве представлялось не мыслемым при жизни В. К. Плеве как министра внутренних дел и Великого Князя Сергея Александровича как московского генерал-губернатора.
Отсюда, увы, следовало, что дни их сочтены…
Кому же, однако, было поручить задачу столь решающей важности как не заслуженному, испытанному агенту департамента полиции и властному среди самых озверелых революционеров, свирепому злодею Азефу!?…
Но если такова положительная сторона вопроса, то к тому же, несомненно, выводу приводит и проникновение в его отрицательную сторону. Здесь нам предстоит обратиться к методу, обыкновенно применяемому в науке. Когда перед наблюдателем факты, причина которых ещё неизвестна, то он допускает предположение. Если гипотеза верна, то она будет оправдываться тем ярче, т. е. объяснять явления тем рациональнее, чем глубже станет развиваться исследование. Наоборот, если гипотеза ложна, то она не только не раскрывает ничего, а встречая всё большие затруднения и отрицания, разражается в нелепости. Именно к reductio ad absurdum, а не к чему либо иному, увлекла бы нас младенческая гипотеза, будто Азеф предавал даже своих единоплеменников департаменту полиции, а всемирному кагалу не повиновался.
Дабы проверить это, обратимся к анализу вопроса.
Проворовавшись ещё в средней школе и шпионствуя за товарищами в высшей, куда определился по подложному аттестату, Азеф не такой субъект, чтобы работать на опасном политическом розыске во имя идеи. Значит, он шёл сюда из-за денег. Но любой “князь во Израиле” советом и даже авансом — ad majorem Jsraeli gloriam мог доставить ему такой выигрыш на бирже в один день, какого не покрыло бы жалованье из департамента и за целый год. Допустим, тем не менее, что Азеф охотился за анархистами, как спортсмен, жаждя, так сказать, особого сыскного чемпионата. Предположение это уже не годится потому, что, будучи евреем, Азеф не мог не знать о шпионах кагала, как не мог, с другой стороны, рассчитывать и на скромность других, еврейских же, агентов самого департамента полиции. Надо быть ребёнком, чтобы утешать себя обманом, будто в течение полутора десятка лет сыны Иуды не успели осведомиться о департаментской агентуре Азефа. Независимо от сказанного, если уже говорить о спорте и чемпионате, то предательство в отношении государственной полиции и превращение её средств в орудие кагала должны были в глазах еврея казаться несравненно заманчивее, а потому неизмеримо достойнее любого талмид-хахима. Если же заподозрить, что при данных, совершенно исключительных обстоятельствах, Азеф стремился и к деятельности необыкновенной, которая за верную службу принесла бы ему особый почёт, то и эта версия несостоятельна. Помимо условий времени, категорически исключавших её, функции тайного агента, хотя бы и политического, не могли бы, разумеется, идти в уровень с подвигами еврейского патриотизма ради мирового господства “избранного народа”, если бы даже забавляясь над своей яко бы показной ролью социал-революционера, Азеф пренебрёг сопряжёнными с сим опасностями, как верный сын Израиля. Ещё далее, с большей, чем кто-либо из чинов департамента, ясностью Азеф в качестве еврея обязан был сознавать, что другие сыны Иуды, потаённые соглядатаи кагала, не дадут ему хода, сколько бы он ни лукавил. Иначе говоря, всякие ухищрения с его стороны будут “выворочены наизнанку” ещё большим коварством “совета предателей”. Этого мало. Тогда как и личная безопасность и обеспеченность будущего
