Qui nescit simulare, nescit regnare.
С другой стороны, своими религиозными союзами иудеи пользуются для житейских дел и даже пристёгивают сюда свои интернациональные бунды, повсюду вмешиваясь в политику, а в настоящее время норовят и монополизировать её. Притязания, выдаваемые за требования иудейской религии, на самом деле означают домогательства иудейской расы в политическом и социальном отношениях. Тогда как право союзов у других народов более или менее находится в летаргии, иудеи, сплочённые своей религией, владеют преимуществом с энергией, им одним свойственной, поддерживать между собой даже всеобъемлющий интернациональный союз для оркестрировки своих интересов против остального человечества. Как в раннюю эпоху их истории, так и ныне религия евреев служит средством для их существования и распространения, а с другой стороны обеспечивает таковые. В виду этого, ни один иудей по крови, выдавай он себя за атеиста либо материалиста, всё равно не относится к иудейской религии безразлично. Ведь именно она гарантирует ему то господство или, лучше сказать, то положение обер-раба, которого во все времена только и домогался народ Израиля. Вероломный эгоизм, дерзкое превознесение себя над всеми другими народами, непримиримо враждебное к ним отношение, наглое попрание их прав, — вот то, что имеет здесь опору и продолжает действовать тысячелетиями.
Повествуя о своих злодеяниях при Мардохее, сыны Иуды ссылались на то, что им грозило поголовное избиение. Но то же самое они говорили всегда, чтобы выводить своё право травли, практикуемой евреями неукоснительно, как только сила оказывается на их стороне Интриги и оскорбления, которые через свою прессу они направляют против всего независимого, что в противность иудейскому нахальству, не отрекается от самого себя, равно как изветы и заговоры к разрушению устоев народного духа и уничтожение его представителей у гоев, это, по словам евреев, их самозащита, а не травля. И наоборот, малейшее порицание их собственного бахвальства, они уже называют преследованием их за веру.
Наряду с этим нет отвратительных гнусностей и презреннейшею цинизма, чем всё, на чём изощряется “бесправное” еврейство для посрамления нравов, понятий и верований остального человечества. С неподражаемым пафосом говорят талмуд-гусары (Talmud-Husaren) о “божественных” винах либо о не менее “божественной” танцовщице, но никогда не прилагают этого термина к христианству.
И наоборот, раз где-либо слышится упрёк расовым свойствам иудаизма, ожидовелая пресса всем хором под аккомпанимент литературы кагала и шаббесгоев как один человек, замалчивая разоблачения иудаизма, бросается на всякого, кто осмелится усомниться в голубиной беспорочности Израиля, и готова расправиться с ним, как с Гаманом…
А между тем, иудаин, если можно так его назвать, есть не только спутник и даже возбудитель всякой революции, но для других народов — смертельный яд. Вследствие отравы им разве не колеблются на вековых устоях даже такие колоссы, как Германия и Англия? Разве не ищет от него спасения народ С. Америки? Что же касается России, то разве здесь каждый, в свою очередь, начиная с рабочего и кончая сановником, не испытывает лукавого воздействия, а то и гнёта иудейского?
Ужасное ленское дело не является ли наглядным тому доказательством и сегодня? А между тем, давно ли “избранный народ” поучал нас свободе? Как же не признать истинности афоризма: “l'experience des revolutions nous degoute de tout en nous habituant a tous!…”
XIII. Когда среди леших мхов и бездонных болот, непроглядных лесов и жестоких морозов, без света и знания, отбиваясь от лютых врагов и не видя ниоткуда помощи, доблестные русские люди с одним топором сооружали такую избушку, как Россия, где тогда были евреи?!…
Тем не менее, всего лишь через сто лет, как мы их допустили в Великороссию, те же евреи уже осмелились посягнуть не только на основные заветы жизни русского народа, но и на самую его независимость.
Но что в особенности поучительно, это статистические данные Министерства Юстиции о процентном соотношении “угнетённого племени” на почве бунта и террора с остальными национальностями в России, равно как о параллели в этой сфере между иудеями внутри “черты оседлости” и за её пределами.
Не свыше, чем лишь двойной преступностью в революционном отношении отличаются евреи только одного Варшавского округа. Более, нежели четырежды преступны они в Виленском, Одесском и Киевском округах. Зато по эту сторону оседлости их преступность сразу увеличивается. В Петербургском округе они почти в 111/2 раз преступнее нормы, в Харьковском — в 13 раз, в Саратовском — в 15 раз, в Московском — в 19 раз, в Иркутском — в 26 раз, в Казанском — в 47 раз!
Над этим стоит призадуматься!
И особенно следует поразмыслить тем русским идиотам, которые верят жидовской басне, будто еврейская революция есть результат стеснения “избранного народа” в черте иудейской оседлости. Если бы это была правда, если бы отмена черты оседлости погашала у евреев революционный дух, то статистика сложилась бы совершенно обратно. Казалось бы, чего бунтовать евреям, которые уже пропущены в центральную Россию и пользуются там почти полным равноправием? В отношении их лично черта оседлости ведь снята. Но именно они-то и являются самыми ярыми революционерами, они-то и выделяют 10—15—20 —30— и 47-кратное против нормального для них количество бунтарей.
Как это ни неожиданно для русских ротозеев, наименее враждебными к России оказываются евреи за чертой оседлости, а наиболее воспалёнными ненавистниками — как раз те, которых мы имели роковую ошибку пропустить к себе.
Это психологически понятно. Пока еврей оперирует в Царстве Польском и в Западной России, он чувствует себя более или менее на родине, на месте 500-летнего пастбища своего племени. Тут даже этому вечному номаду свойственен некоторый консерватизм; притом полное экономическое порабощение славянских масс не располагает ниспровергать достигнутый порядок отношений, для евреев столь выгодный. Не то в коренной России, куда евреи проникли пока ещё в небольшом проценте общего населения. Здесь с ними происходит то же самое, что с кочевником, увидавшим новое пастбище. Скот обыкновенно с жадностью бросается на новый корм и готов сожрать его сразу. Для евреев по ту сторону черты Россия представляет Ханаан, куда они ещё не вступили, для евреев же по эту сторону Россия-Ханаан, уже достигнутый, который они, как в эпоху Иисуса Навина, готовы залить кровью коренных жителей, лишь бы овладеть им.
L'appetit vient en mangeant! Чем ближе добыча, тем острее страсть к захвату, вот почему все эти казанские, иркутские, саратовские, московские жиды в эпоху революции казались осатаневшими в попытках разрушить Россию. Единственно, что спасло нас тогда — это крайняя обширность России и сравнительная всё-таки ничтожность заразного начала.
Суммируя сказанное, необходимо признать, что, если
