представлялись бы за действия в интересах революции гарантированными со стороны всемирного еврейства, обратные мероприятия влекли Азефу заведомо смертную казнь по неотвратимому приговору иудейского суда.
Стало быть преданность Азефа департаменту полиции исключалась всеми обстоятельствами дела. Она не только противоречила естественному взгляду еврея на ход событий, но являлась бесцветной вообще, а для него самого гибельной.
Резолютивным подтверждением этого служат даже личный состав и сама процедура суда над Азефом. По талмуду гой, как животное, не способен участвовать в еврейском суде, хотя бы и в качестве свидетеля. Отсюда явно нелепым оказывается предположение, будто над евреем можно было поставить гоя судьей. Между тем известно, что именно судьями над Азефом были два гоя Кропоткин и Лопатин. Участие же и еврейки Фигнер отнюдь не изменяло положения Еврейка — не еврей. Она не только не изучает талмуда, но, за исключением одного лишь трактата “Мегилла” (эпизод Мардохея и Есфири) сам доступ к талмуду ей воспрещён. С другой стороны, в отношении процедуры нельзя не заметить, что не так уж просты евреи, как хотел бы уверить нас, очевидно, неграмотный в еврействе либо и вовсе неумный Бурцев. Не только целой ночи на размышления, а то и на бегство не дали бы сыны Иуды Азефу во время суда, но произвели бы “суд”, а затем и казнь без промаха и уж, конечно, без нашего ведома, если бы он действительно являлся предателем Израиля. Убийство Гапона — недалёкий пример… Азеф же имел возможность скрыться и остаётся в живых доныне, да и останется, насколько это зависит, понятно, от центрального кагала социалистов-революционеров.
В виду сего, нет возможности не придти к убеждению в том, что эксплуатируя своё звание заслуженного агента департамента полиции и не останавливаясь перед сообщением ему шутовских сведений, и большинстве подтасовываемых, вероятно, ad hoc, равно как принося фальшивые жертвы и в лице членов “избранного народа”, Евно Азеф, тем не менее, стремился к цели, предначертанной “старейшинами многострадальной синагоги”, неуклонно и, наконец, достиг её — ad majorem Jsraeli gloriam!… Страшные кончины Плеве и Великого Князя Сергея Александровича — дело жида-изувера Азефа.
Взгляните хотя бы только на его портит и вас уже никто не обманет…
XI. Таковы картины современной действительности. Правда, они нередко превосходят всякое вероятие и в этом отношении разнствует даже от того, что было учиняемо избранным народом в минувшие века. Сверх того, надлежит памятовать, что не сегодня явилось изречение «если бы небеса обратились в бумагу, а океаны в чернила, то и тогда едва ли хватило бы материала, чтобы описать злодеяния евреев против человечества»
Во всяком случае, и того, что мы уже знаем, довольно, чтобы не ошибаться в выводах.
Многое из мудрости времён указано на страницах этого исследования. Для суждения есть основания.
Просвещающие нас в этом направлении цитаты можно было бы приводить ещё и далее по желанию в произвольных количествах. Для этого не требуется обращаться, например, к таким новейшим знатокам еврейства, каковы Бональд и Туссенель, Прудон и Ширак, Капефиг и Жанне, Гартман и Штилле, Делагэ и Дэни, Вармунд и Дюринг, Фритч и Андрэ, фон-Ланген и Глагау, Либерман фон Зонненберг и Штеккер, Тридон и Пикар, Вергани и Лихтенштейн, Пранаитис и Роллинг, Врунер и Шлейхер, Дженкинс и Шонерер, Источчи и Люгер, Морес и Дрюмон.
Древние и новые историки и поэты, философы и ораторы, государственные деятели и полководцы, духовные и светские патриоты одинаково и неустанно предостерегали от евреев. Среди них: Аристофан и Плутарх, Набу-Куддур-Уссур и Антиох Епифан, Катон и Тацит, Гомер и Ювенал, Персии и Диодор Сицилийский, Марциал и Тит Ливии, Цицерон и Аппион, Полибий и Аммиан Марцеллин, Сенека и Рутилий Нумантийский, Помпеи и Веспассиан, Тит и Луций Квиета, иероним и Дион Кассий, Сципион и Адриан, Магомет и Ричард Львиное Сердце, Лютер и Вольтер, Эйзенменгер и Леман, Гердер и Трейчке, Дройзен и Вагнер, Д'Агессо и Наполеон, Гужено де-Муссо и Иогап Шсрр, Тьер и Мишлэ, Гиббон и Эдгар Кинэ, Шекспир и Шопенгауэр, Хозе Амадор де-Лос-Риос и Ренан, Кант и Фихте, Шампаньи и Литтре, Франц Лист и Виктор Гюго, Чацкий и Мацеевский, Державин и Достоевский, Костомаров, гр. Мордвинов, Иловайский и Гоголь, Аксаков и Грановский, Бисмарк и Мольтке, ОЖоннел и Кар-лейль, Роберт Пиль и Гладстон. Все они по фактам свидетельствовали об опасностях, которыми грозят сыны Иуды остальным народам, религиям и государствам… Не станем же забывать этого.
XII. Обобщая данные на пути проблемы о жиде политическом, мы видим следующее.
Где только сыны Иуды ни появляются, всюду тотчас же возникает и еврейский вопрос. Причём вопрос этот с успехами просвещения всё яснее и правильнее входит в сознание народов. “Антисемитизм” — термин не верный, так как евреев презирают и среди семитов. Араб в частности, считает своё ружьё опозоренным, если оно даже случайно выстрелит в еврея. Поэтому надо говорить не об “антисемитизме”, а об “антигебраизме”.
На всех перекрёстках евреи галдят, уверяя, что они становятся богаче, вследствие большого трудолюбия и строжайшей бережливости. Но ведь эта сказка рассчитана на невылазность иудейской проблемы, равно как на презираемое “угнетённым племенем” наше добродушие, а уж, разумеется, не построена на желании “избранного народа” раскрыть “человекообразным животным”, каковыми по святому талмуду являются гои, тайны охоты кагала на них же. Хищническое, ничем не стесняющееся стремление к присвоению наряду, конечно, с безнаказанностью, вот что даёт иудеям возможность с таким успехом высасывать деньги из всех каналов человечества.
Хозяйственная свобода наравне со всякой иной — просто средство в глазах евреев, чтобы создать себе род фактической монополии и с ничем уже не обуздываемой наглостью заниматься грабежом. К либеральным хозяйственным учениям “избранный народ” отнёсся совершенно так же, как и к идеям революции. Во-первых, он добыл отсюда все выгоды, какие только извлеч было мыслимо; во-вторых, он всё исказил и, наконец, в-третьих, оставляя, так сказать, в живых ту часть свободы, какая ему особенно приятна, он, если это выгодно, изменяет и ей.
В сущности, ему хочется из общей свободы сделать свободу для евреев, иначе говоря, захватить в свою пользу монополию бесстыдства.
В своей обширной истории евреев (“Geschichte der Juden”, Leipzig, 1870, т. XI, 368) иудей же, несомненно, Грэц сам утверждает следующее:
