проводила жизнь в повозках, другая наоборот, знала только палатки. Иные племена питаются главным образом молочными продуктами, а другая, как в некоторых частях Китая и Кохинхины, совсем не употребляют в пищу молока, либо даже не доят коров, древние же ацтеки и вовсе не имели домашних животных. Но безотчётному наитию большинство людей сознавало, что Бог, создавший железо, рабства не хотел, а потому благороднейшею из профессий почитало звание воина. Однако, рядом с этим наблюдается не только у хамитов, отчасти и у семитов, но иногда и у монголов (в Китае), такой позор раболепия, когда из жажды торгашества на пути гибели Вавилова и Ниневии, в Гире и Сидоне, а затем в итальянских республиках средних веков военная служба считалась напротив унизительной.
Язык есть отражение народного характера, а сходство языков — прямое доказательство единства происхождения. В этом отношении едва ли не самым знаменательным является ближайшее, кровное родство евреев с финикиянами. Они — родные братья и по языку, и по мировозрению. С другой стороны, мы видим то, что, пребывая на низшей сравнительно с другими степени культуры и неизменно определяясь такими, между прочим, свойствами, что она готова есть всё вплоть до себе подобных, а самым отвратительным для европейца запахом наслаждаться, чёрная раса оказывается и в духовном родстве с наиболее нечистоплотной в нравственном отношении расой — семитической. Для наречий негритянских явно неуместно малейшее подозрение в какой-бы то ни было связи с языками Индии и Европы; наоборот, усматриваются интимная близость, очевидное сходство с языками Ассирии, Иудеи, Ханаана и Ливии… Смешение этих рас даёт на островах Тихого океана самых гнусных дикарей или свирепых каннибалов, каковы папуасы Новой Гвинеи. Не помогает семитам и примесь алтайской крови. По Чемберлену, евреи, например, оказываются именно негро-монголо-семитами…
Белая раса, идеальными представителями которой по красоте должны быть почитаемы не древние греки, а родственные славянам сарматы, нигде в анналах человечества не замечается в состоянии дикости. Она, во-истину, творец знания, цивилизации и прогресса, она по праву обладает Европой, откуда сыны Иуды теперь не прочь, однако, её вытеснить. Уже за XVIII веков до нашей эры, кельты сражались на берегах Гаронны (во Франции), а обитавшие некогда и по Гвадалквивиру славяне, без сомнения, живут в Европе свыше четырёх тысяч лет. Увы, против них-то больше всего и направлен современный гнёт иудаизма.
Раса есть основной фактор в социальных и государственных проблемах, бесплодны попытки закрывать перед этим глаза. Опасны и нередко гибельны мероприятия, для которых не она признаётся фундаментом. Бесцельны отговорки, что нет чистых рас, либо утопии, что смешение рас даст, наконец, единое человечество. На египетских пирамидах не трудно убедиться, прежде всего в неискоренимости еврейского типа.
II. Установив изложенное, хотя бы только в самых общих чертах, мы останавливаемся, как потому что не видим необходимости в дальнейшем анализе вопроса о расах, затронутого лишь попутно, так и в виду факта, что тема необъятна. Конечно, было бы вразумительнее, раскрывая ход событий, рационализировать их, т. е. устанавливать и их зависимость от совокупности производящих причин. Но такая задача не совместима с сегодняшними рамками.
Положение вещей таково, что чем более изыскания наши проникают в ночь прошедшего, тем сильнее сгущается мрак, самая почва исчезает, наконец, под ногами, разверзаясь в бездонную пропасть. Рано или поздно, а наступает заколдованный момент, когда наши взоры не различают уже ничего, кроме призраков и неясных теней. Истина насмехается над самыми крайними усилиями историка, отступая всё дальше и глубже, пока не станет вовсе недосягаемой под охраной целых легионов басен и легенд, которых никакая научная артиллерия уже рассеять не в силах… Таким образом, нам, по возможности, следует держаться реальной почвы, ибо только отсюда мыслимы практические выводы, а о них, разумеется, надо памятовать больше всего.
III. Бывая в Люцерне, нельзя не посетить диорамы Альп.
Зритель входит в совершенно тёмный зал и некоторое время остаётся во мраке. Внезапно поднимается занавес и сразу открывает восхитительную панораму гор и озёр, ледников и долин, уходящих в небеса снежных вершин, бесконечных лесов, диких утёсов, скал, глетчеров и пропастей, частью зияющих своими изуродованными краями, частью предательски занесённых снегом… Удивительные эффекты освещения дают попеременно картины утра, полудня и солнечного заката, а явление альпийских сумерек, мрачные и чудесные переливы розовато-багрового света, то, что у местных жителей называется “аль-пен-тлюн”, завершают странное и сильное впечатление…
Вдруг, вы опять в тёмном зале и опять со своими думами…
Но вот занавес взвивается снова, и перед вашими очарованными взорами проходят одна прекраснее другой, картины торжественной и дивной природы. Вот Монблан и Шамуни; вот Юнгфрау, Монтроза и Грос- Глёкнер; вот ещё целый ряд снеговых высот с неудобо запоминаемыми названиями; ещё далее — монастырь св. Бернарда, Интерлакен, Женевское озеро; нот упоительные пейзажи озера Четырёх кантонов; вот Риги и её Zahnrad-Bahn, а вот и гора Пилатус, окружённая таинственными и грозными средневековыми легендами… Ещё минута, и перед вами мертвенный Констанц с его пустынным боденским озером, этим “мёртвым морем” Швейцарии, как бы поныне отражающим скорбную эпопею Иоанна Гусса… Невольно приходят на ум величавые строфы Тараса Шевченко[12]:
Наконец, занавес падает в последний раз, и вы уходите в необыкновенном, мистическом и мечтательном настроении духа. Но уличный шум и суматоха обыденной жизни скоро возвращают вас из заоблачных высот в низменный мир действительности.
Нечто подобное должен испытывать единственный, по его мнению, зритель всемирной истории — “вечный жид”.
Времена и поколения, народы и царства неожиданно появляются перед ними из мрака; растут, крепнут и расцветают; вянут, гибнут и рушатся, сменяя друг друга без перерыва, один он остаётся. И у них бывал свой расцвет, свои полдень и закат; и они иногда блестали кровавым, медленно замирающим светом исторических сумерек… Но в роковую минуту занавес всё-таки падал, а еврей уходил продолжать своё дело, пока в мировой панораме не будет поставлена серия новых картин…
От одного спектакля до другого, при участии своих же сродников — иных семитов, он подчас изменял саму программу представления, держась, однако, подальше от закулисных электрических батарей.
Ниневия и Вавилон, Тир и Сидон, Иерусалим и Тивериада, Карфаген и Багдад, Севилья и Альгамбра, Гренада и Кордова, Лангедок, эта Иудея Франции, Венеция с её Шейлоком и Франкфурт на Майне с его улицей “Красного Щита” (“Rothschild”), колыбелью Ротшильдов, Новый Ханаан — Вена с подвластными ей, но преимуществу славянскими землями, а затем Варшава, Бердичев, Одесса и Вильна, — таковы названия главных “ложь”, откуда семиты, попеременно наблюдали всемирную трагикомедию, хотя далеко не всегда лишь в качестве зрителей…
О, нет! Как всякому известно, они не довольствовались пассивной ролью. Уходя за кулисы, они сеяли там ложь, предательство и нищету, как бы отнюдь не желая оставлять монополистов того примаса Венгрии, которому принадлежит известный “практический” рецепт:
Ещё только добиваясь звания всемирного режиссёра, самые пронырливые из семитов — евреи мечтают и о независимой антрепризе.
В конечном же идеале они видят себя владельцами такой труппы актёров-рабов, где лучшие балерины и примадонны шара земного будут наполнять гаремы социал-талмудистов; первые любовники станут евнухами сераля; благородные отцы и резонеры получат ливреи дворецких; первые и вторые комики поступят выездными лакеями, а вся прочая людская челядь пойдёт строить золотые пирамиды для возвеличения детей Иуды в роды родов…
IV. То, что мы наблюдаем теперь, печально, а нередко и ужасно. Но не в первый раз на сцене истории семитизм объявляет смертельную ненависть арийскому миру. Уже на заре жизни европейских народов, когда их праотцы пребывали ещё в Гинду-Куше и Парапа-мизе, — в легендарную эпоху Немврода и Семирамиды, когда чистые и светлые арийские племена созидали торжественный цикл Ведь и пели дивные гимны Авроре, они уже подвергались нападениям монголов или урало-алтайцев с С.-В. и семитов — с Ю.-З. Слабые численно, арийцы не выдерживали натиска врагов и
