Международное тайное правительство

правительство, создают и свергают министров, проводят выгодные операции либо уничтожают системы, противные их финансовым интересам и постоянно налагают на государство неимоверные требования. В сущности, все экономические силы Франции сосредоточены теперь в руках нескольких евреев-воротил, во главе которых стоит Ротшильд. Ротшильды!… Мы встречаем вас на каждом шагу в истории наших железных дорог как и в истории всех бедствий нашей страны!”

Придя в лохмотьях, евреи занимают теперь как принадлежавшие некогда крестоносцам замки в стране, ими сурово подавленной, так и роскошные дворцы в Париже. У них же и королевские охоты, и чудеса искусства…

Что же они дали взамен? Что сделали полезного?

Всё их владычество резюмируется современным положением вещей. Благородный и трудолюбивый народ доведён до отчаяния, потому что все источники идеала и энтузиазма в нём иссякли. Анархия вверху порождает и анархию внизу. Иудейская зараза разъедает организм Франции. Отпечаток еврейства заклеймил себя позором и стал воистину зловещим. Еврей нагло позабирал всё и вся, а взамен не принёс ничего, кроме опереток Оффенбаха, разумеется. Франция позабыла свои старые традиции, безкорыстие и великодушие для того, чтобы, отравившись еврейским взглядом на деньги, всё относить к деньгам же и из денег делать двигатель всего. Постепенно, но неуклонно Франция стремится воспринять и безжалостное еврейское сердце, то самое, что Виктор Гюго называл “ame sordide de juif” — гнусной душой еврея.

Рабочий вопрос есть проблема о превозможении капитала или, точнее, против превозможения капитала. Еврейский же вопрос — ничто иное, как именно такое превозможение в его чистейшем виде, отвлечённое от национальности и религии. Наоборот, коренная сущность еврейской национальности, и религии — капитал, и ничего больше. Ротшильд и Маркс — два полюса одного явления, капиталистический космополитизм vis a vis рабочего космополитизма, с подразумеванием или явным отрицанием чужих национальностей и религий, но с обоюдным стремлением превратить иноплеменные государства в свои орудия.

“Еврей царствует и управляет во Франции, — говорил Туссенель[77] ещё пятьдесят лет тому назад, — и, несомненно, станет завоевателем в других странах”.

Увы, его не хотели слушать, пока, наконец, европейские нации не унизились до того, что в наши дни уже никто из их премьер-министров не осмеливался поднять голос на защиту своего народа от евреев, как ни один парламент не дерзает хотя бы затронуть эту ужасную проблему.

Когда в 1870 году, потеряв свои армии и выстрадав поражения под Сен-Прива, Страссбургом, Мецом и Седаном, Франция истекала уже не кровью, а сукровицей, какому вопросу придал наибольшую важность её первый министр, еврей Адольф Кремьё, основатель всемирного еврейского союза[78]? Равноправию евреев в Алжире.

Но арабы под Виссамбургом, Марс-ла-Туром, Гравелотом, Сен-Прива, Мецом и Парижем мужественно сражались за Францию и тысячами умирали за неё, в то время, как евреи на полях битвы грабили раненых и умирающих, обездоливали французские войска как поставщики или предавали собственную родину в качестве прусских шпионов. “Не к лицу арабам стоять ниже жидов!” — вне себя от гнева воскликнул Ахмет-эль-Мохрани, храбро служивший Франции арабский вождь, и, сорвав с груди орден Почётного Легиона, объявил себя врагом постыдно ожидовлённых французов. Однако, даже при столь тяжёлых условиях, Ахмет-эль-Мохрани поступил много благороднее наших революционеров. Восстание алжирских арабов началось не раньше, чем по окончании франко-прусской войны. Факт, удостоверяемый документально тем писменным вызовом, который был отправлен арабами президенту Тьеру после подписания франкфуртского договора.

Правда, из потоков арабской крови, пролитой французами при усмирении восстания, евреи вновь добыли несколько десятков миллионов франков, но и арабы дали им себя знать… Затем, быть может, не далеко время, когда иной, более грозный вождь напомнит о себе и, позволительно думать, с большим счастьем. Должны же, наконец, получить возмездие и труды кагального масонства на погибель Франции!…

Невольно коснувшись в лице Кремьё первого еврейского триумвиратора на пути современной истории Франции, мы должны были бы рассказать кое-что и об остальных двух триумвираторах — Гамбетте и Жюле Фавре. Причём, первый, подстрекая в иудейском самомнении на заведомо безнадёжное продолжение войны, доставлял своим единоплеменникам колоссальные барыши на подрядах и поставках, равно как на предательстве и займах, а второй довёл свои заботы по министерству иностранных дел до такого момента, когда, наконец, сошлись ещё два других еврея — Альфонс Ротшильд со стороны Франции и его бывший приказчик Сруль-Мордка Блейхредер от Германии. Они назвали такую цифру контрибуции (5.000.000.000 франков), которой, даже откладывая по франку в минуту, нельзя было бы, по замечанию Тьера, сосчитать и со времени Рождества Христова. Когда на обморок этого старика-патриота Бисмарк мог язвительно заметить: “Успокойтесь, г. Тъер. Я потому именно пригласил Блейхредера, что он считает от сотворения мира!..”

Нам следовало бы далее остановиться на “злодейских договорах”, через которые под предлогом якобы скорейшей уплаты своих огромных долгов французской государственной казне “большие железнодорожные компании” не только получили расширение и продление своих концессий даром, но рассчитались с той же казной за её собственный счёт, да ещё с невероятными, вдобавок, для неё же убытками… Не мешало бы привести на справку и последнюю, вероломно сокрушённую сынами Иуды попытку французов-патриотов через “Union General” свергнуть иго еврейского капитала (дуэль Ротшильдов с Бон-ту; см. роман Золя — “L'Argent”). Надлежало бы для полноты картины привести пример бескорыстия парижского парламента на “Панаме” при благосклонном участии второго, иудейского же триумвирата состоявшего, как установлено, из доктора панамских наук Корнелия Герца, Артона (Аарона) и Жака Рейнаха, который при содействии Лу-бэ, как тогдашнего министра юстиции, успел отравиться, чем и спас цвет нынешних правителей Франции, но не преминул оставить ей в наследство своего племянника Иосифа Рейнаха, впоследствии начальника главного штаба Ротшильдов в инсценирования “Дрейфусиады”.

Наконец, нельзя было бы, строго говоря, умолчать о мужественной, гордой и пророческой деятельности министра внутренних дел при Мак-Магоне Марсера[79], который был очевидцем эпохи зарождения современного оффициального владычества евреев во Франции. Он ясно понимал, куда это клонится, предупреждал энергически и вовремя, но поделать уже ничего не мог против Гамбетты, бывшего диктатора и “спасителя свободы”, низвергнувшего при соучастии пресловутых 353 последнее истинно французское правительство маршала, чем и было увенчано блистательное торжество “избранного народа”…

К сожалению, для разработки одного этого материала, хотя бы в самых общих чертах, понадобилась бы нарочитая книга.

Таким образом, поневоле приходится сжимать объём и без того непомерно разростающегося исследования. К тому же, сказанного достаточно, чтобы не удивляться тем выводам, к которым ход событий нас неумолимо приводит.

Согласно с этим, нет надобности объяснять, что путём изложенного мы старались иллюстрировать лишь некоторые, мельком набросанные результаты иудейского равноправия во Франции. Но если и не в столь поразительных размерах, то их нельзя было, разумеется, не предвидеть вообще.

Действительно, не было недостатка в предостережениях у самого Национального собрания и в 1791 году.

“Назвать еврев согражданами, — вразумлял аббат Мори, — всё равно, что уверять, будто не переставая быть англичанином или датчанином, можно стать французом. Со времён Карла Лысого, который предоставил евреям гражданские права и, однако, евреем же Седекией, своим врачём, был отравлен, сыны Иуды были у нас изгоняемы и вновь призываемы семь раз. Справедливо заметил Вольтер, что корыстолюбие преследовало их, и оно же им покровительствовало. Восемнадцать столетий провели иудеи в Европе, отнюдь не смешиваясь с другими народами. Ничем иным не занимались они, кроме торговли деньгами. Угнетатели вообще, они в странах земледельческих являлись бичём трудящегося населения”. “От евреев народ приходит в ужас, — свидетельствовал нансийский епископ Ла-Фар, — а в Эльзасе они по собственной вине становятся и жертвами народных движений. Тем не менее, они проникают повсюду и завладевают всеми. Стремясь обездолить тамошних