Однако в 'Человеке из ресторана', как и в других лучших его
произведениях, чувство недоверия к 'образованным' не переходит в
предрассудок. Темный, религиозный человек. Скороходов особо выделяет
революционеров, противостоящих корыстному миру: 'И уж потом я узнал, что
есть еще люди, которых не видно вокруг и которые проникают все… И нет у
них ничего, и голы они, как я, если еще не хуже…' С особенным сочувствием
изображен в повести сын Скороходова Николай, чистый и горячий юноша, который
на глазах читателя вырастает в профессионального революционера.
Повесть 'Человек из ресторана' была важной вехой для Шмелева-писателя.
Образ Скороходова показан в ней с замечательной художественной силой.
Повествование о своей несчастной жизни старого официанта, в чьем языке
сплетаются 'образованные' выражения ('не мог я томления одолеть'),
канцелярские штампы ('произвожу операцию'), поговорки ('захотел от собаки
кулебяки'), жаргонные словечки ('елозить', 'жигуляст', 'испрокудился',
'кокнуть', 'оттябель'),-- имеет точную целевую направленность. Сквозь
скороходовский слог просвечивают особенности речи других персонажей: чистый
язык революционера Колюшки, архаично-книжный и одновременно
парикмахерски-'интеллигентный' Кирилла Саверьяныча, хамски-купеческий --
миллионера Карасева, исковерканный акцентом -- дирижера Капулади и т. д.
Происходит как бы наложение речи Скороходова на речь остальных персонажей.
Однако, восхищаясь мастерством Шмелева-художника, критика одновременно
отмечала некоторую тяжеловесность самого приема: 'На протяжении 187 страниц
человек из ресторана говорит на специфическом полупрофессиональном жаргоне'
[Русские записки, 1916, №6, с. 88.]. И тем не менее исключительное
чувство языка помогло Шмелеву избежать ощущения затянутости, держать
читателя в постоянном напряжении и горячем сочувствии судьбе Скороходова.
Повесть 'Человек из ресторана', напечатанная в XXXVI сборнике 'Знания',
имела шумный успех. В ее положительной оценке сошлись рецензенты либеральной
и консервативной печати. По мотивам шмелевской повести был создан фильм
'Человек из ресторана', где роль Скороходова проникновенно сыграл выдающийся
актер Михаил Чехов.
О стойкой популярности 'Человека из ресторана' можно судить и по такому
характерному эпизоду. Через семь лет после напечатания повести, в июне 1918
года, Шмелев, находясь в голодном Крыму, зашел в маленький ресторан с
тщетной надеждой купить там хлеб. Вышедший к нему хозяин случайно услышал
его фамилию и поинтересовался, не он ли автор книжки о жизни официанта.
Когда Шмелев подтвердил это, хозяин увел его в свою комнату со словами: 'Для
вас хлеб есть' [Ivan Schmeljow. Leben und Schaffen des groBen russischen
Schrift-stellers von Michael Aschenbrenner. Konigsberg und Berlin,
Ost-Europa Verlag, 1937, S. 284].
'Гражданин Уклейкин' и 'Человек из ресторана' явились заметным вкладом
в демократическую литературу после поражения первой русской революции.
Именно в эту пору, помимо М. Горького, В. Короленко, И. Бунина, появляются
новые писатели, противостоящие широкому поветрию декадентства. 'Возрождение
реализма' -- так озаглавила большевистская 'Правда' статью, посвященную
оздоровлению литературы. 'В нашей художественной литературе ныне замечается
некоторый уклон в сторону реализма. Писателей, изображающих 'грубую жизнь',
теперь больше, чем было в недавние годы. М. Горький, гр. А. Толстой, Бунин,
Шмелев, Сургучев и др. рисуют в своих произведениях не 'сказочные дали', не
таинственных 'таитян', а подлинную русскую жизнь, со всеми ее ужасами,
повседневной обыденщиной' [Путь правды (временное название 'Правды'.-- О.
М.), 1914, 26 января].
Теперь Шмелев -- широко читаемый, признанный в России прозаик. В 1912
году организуется Книгоиздательство писателей в Москве, членами-вкладчиками
которого становятся С. А. Найденов, братья И. А. и Ю. А. Бунины, Б. К.
Зайцев, В. В. Вересаев, Н. Д. Телешов, И. С. Шмелев и другие. Все дальнейшее
творчество Шмелева 1910-х годов связано с этим издательством, в котором
выходит собрание его сочинений в восьми томах. В течение 1912-1914 годов в
Книгоиздательстве публикуются рассказы и повести Шмелева 'Стена', 'Пугливая
тишина', 'Росстани', 'Виноград', упрочившие его положение в литературе как
крупного писателя-реалиста.
Первое, на что обращаешь внимание, когда знакомишься с творчеством
Шмелева этих лет,-- тематическое многообразие его произведений. Тут и
разложение дворянской усадьбы ('Пугливая тишина', 'Стена'); и драматическая
разъединенность благополучных, несколько пресыщенных жизнью
артистов-интеллигентов с 'простым' человеком -- крутым и внутренне богатым в
своей цельности речным смотрителем Серегиным ('Волчий перекат'); и тихое
житье-бытье прислуги ('Виноград'); и последние дни богатого подрядчика,
приехавшего помирать в родную деревню ('Росстани').
В начале творчества Шмелева его герои скованы городом -- нищими углами,
душными лабазами, меблированными квартирками с окнами 'на помойку'. Они
могут лишь изредка вспомнить, как о чем-то далеком, о 'тихом, сонном лесе'
(Уклейкин), о 'тихих обителях' и 'пустынных озерках' (Иван Кузьмич). В новые
его произведения вторгаются пейзажи во всем богатстве их ароматов и красок:
с падающими тихо солнечными дождями, с подсолнухами, 'жирными, сильными',
желтеющими 'тяжелыми шапками, в тарелку' ('Росстани'), с 'радостными в
грозе' соловьями, которые 'били от прудовых лозин, и с дороги, и с
одряхлевших сиреней, и с заглохших углов' ('Стена').
Для персонажей новых его рассказов и повестей красота природы как будто
открыта. Но ее не замечают они -- люди, погрязшие в мелкой и суетной жизни.
Так, рассказ 'Пугливая тишина' строится на контрасте между завороженной
своей красотой природой, разомлевшей от летнего зноя, и измельчавшими
беспокойными обитателями усадьбы: заматеревшим в скупости барином Николаем
Степановичем и его сыном корнетом Павлом, приехавшим с единственной целью --
раздобыть деньжат на возмещение 'долга чести'. Заглавие рассказа очень точно
передает ощущение тишины, от века жившей в усадьбе:
'Стало так тихо, что даже в самом дальнем конце усадьбы, в малиннике,
было слышно Проклу, как скатывались на лапках по крыше голуби', 'И тогда
тишина становилась такой четкой и звонкой, что сорвавшаяся вишня давала
тугой звук камня'.
Только на склоне дней, когда остается человеку скупо отмеренное время,
способен он очнуться и отдаться бескорыстному -- как в детстве -- созерцанию
природы и деланию добра ('Росстани', 1913). Купец Данила Лаврухин,
вернувшись помирать в родную деревню Ключевую, по сути, возвращается к себе
истинному, неосуществившемуся, открывает в себе самом того человека, какого
он давно забыл. Больной и беспомощный, радостно вспоминает он давнее,
детское, деревенское -- названия грибов, растений, птиц… Только теперь,
когда осталась малая горсть жизни, собранная по сусекам,-- на последний
блин, получает Данила Степаныч возможность творить добро, помогать бедным и
