— Что ж это получается, если эти… — Устинов запнулся не находя нужного слова.
— Кашалоты. Этих тварей прозвали кашалотами, — помог ему я.
— Кашалоты? Пусть будут кашалоты, — согласно кивнул староста. — Так значит если они пришли, то все, амба? Можно даже не пырхаться?
— Так было в Красногорске, так могло случиться и в Одинцово, — тут я позволил себе легкую, едва заметную улыбку. — Но, слава богу, не случилось. Был найден способ. Кашалоты не прорвались. — Кто и при каких обстоятельствах отыскал этот самый способ, я уточнять не стал. Пусть это останется между нами и жителями Одинцово.
Пока я детально излагал технологию борьбы с кашалотами, никто не проронил ни слова. Меня слушали можно сказать с открытым ртом, а всегда аккуратный и обстоятельный начпрод даже что-то записывал в толстую общую тетрадь, с которой никогда не расставался. Надеюсь это были не подсчеты того количества мяса, которые мы безвозвратно потеряли, вышвыривая кашалотов назад в их мир.
К тому времени, когда я уже начал закругляться, а вышло это минут так через двадцать, народ потихоньку стал приходить в себя. Понял я это по вопросу, который мне задал проницательный Виталий Митрофанович:
— Если все так легко и просто, как ты говоришь, то почему Крайчек оставил свою знаменитую крепость и отправился чёрти куда, можно даже сказать в неизвестность?
— Вот-вот, — поддакнул начальнику мужик в военном бушлате. — Стены в Одинцово не чета нашим. За ними вполне отсидеться можно.
— Неделю можно, две, в крайнем случае месяц, — я горестно покачал головой, — а потом и отсиживаться будет некому. Все с голоду передохнут.
— Но это только если зверье из-под стен не уберется, — сообразил Устинов. — А такого никогда не бывало. Что ему под стенами делать? Если дичь не по зубам, хищники всегда отправляются искать другую, более легкую добычу. Вот ведь и сейчас ушли, иначе как бы Одинцовцы всем табором с детьми и манатками двинулись в путь-дорогу?
Этот вопрос поставил меня в некоторое затруднение. Как бы так обтекаемо объяснить, что кентавры не самостоятельно сняли осаду, что их, можно сказать, попросили это сделать. Причем очень ненадолго, всего на два месяца. А впрочем, уже меньше. На целых два дня меньше!
Именно ощущение жуткого, фатального, катастрофического дефицита времени и подсказало мне ответ:
— Крайчек ушел потому, что думал также как и я. Он воспользовался первой же подвернувшейся возможностью, первой же лазейкой. Он и все его люди прекрасно понимали — другого шанса может и не представится.
Тут я не солгал, в точности изложил мотивы Одинцовского руководства. Ну а согласен я с ними или нет, так об этом пока разговора не было.
— Что, неужели все так плохо? — Митрофаныч словно видел меня насквозь.
— Хуже не бывает.
— Ведь нас кентавры пока еще не особо беспокоят, — с надеждой в голосе заметил начальник продовольственной части.
— Это пока, только лишь пока, — я был вынужден его разочаровать. — Два поселка перестали существовать. И это мы еще не знаем что творится в Истре. Весьма вероятно что там уже тоже никого не осталось в живых. Какие еще нужны доказательства?
— У тебя, Григорич, имеются какие-нибудь мысли по этому поводу? Как нам дальше быть?
— Либо отправляться вслед за Крайчеком, либо уходить дальше на юг, к Липецку и Воронежу.
— А вариант остаться здесь, в Подольске, ты даже не рассматриваешь? — Надеждин уставился на меня исподлобья.
— Рассматриваю, — я горько усмехнулся. — Только вот те, кто рискнут остаться в городе, проживут гораздо меньше тех, кто уйдет.
— Спорный вопрос, — неожиданно слово взял мужик в дорогой куртке. — Здесь мы хоть дома, здесь у нас есть кров, кое-какие припасы, возможность защищаться. А снимемся с места… Что нас ждет там, в чужих краях? Искать этот мифический железный остров? Пусть даже он действительно существует. Но смогут ли корабли принять семь тысяч новых обитателей? Вот в чем вопрос. А что нас ждет на юге, вдали от крупных городов? Голод, нищета и постоянные разборки с местными жителями, у которых наша орава будет отнимать последний кусок.
Все сказанное об отступлении на юг напомнило мне слова Крайчека. Помнится и он приходил точно к таким же выводам.
— Твоя правда, Володя, — согласился Надеждин. — Я тоже считаю, что нам следует остаться. Основательно подготовимся к трудным временам. Снарядим большие усиленные караваны в Москву. В столице еще много чего осталось. Одновременно с этим усилим периметр, запасемся торфом и лесом. — Тут Митрофанович испытывающе поглядел на меня: — Нам, товарищ полковник, и оружие, и боеприпасы потребуются. Причем это задача первоочередная.
— Пока вас особо беспокоить не будут… — начал было я, но мой коллега, тот, что в офицерском бушлате, перебил.
— То говорил, что ситуация хуже некуда, то вдруг «беспокоить не будут». Ты уж, полковник, выбери что-нибудь!
— Мой прогноз — два месяца относительно спокойной жизни. Ну а потом начнется…
— А откуда известно, что именно два? — угрюмо поинтересовался Юргайтис.
— Интуиция, — я почувствовал некий дискомфорт, поскольку доверие к моим словам начало потихоньку пропадать.
Это подтвердил сам Надеждин. Его очередной вопрос так и лучился подозрительностью:
— А почему же Крайчек так быстро сорвался? Ведь два месяца впереди?
— А Крайчек мне не поверил… — эта фраза прозвучала как-то уж очень жалко, как будто меня прижали к стене и заставили оправдываться.
— Вот и мне что-то не верится, — почувствовав слабину в моем голосе, покачал головой Подольский руководитель. — Что-то ты, Григорич, темнишь. С насиженного места нас сорвать хочешь.
— Ничего я не темню.
Мне оставалось лишь горестно вздохнуть. Эх, цирк-зоопарк, сейчас бы выложить им все начистоту, и про ханхов, и про Главного, и про всю ту веселенькую перспективку, что нас ждет. Вот бы тогда поглядеть на все эти рожи.
Я действительно представил физиономии всех этих людей, выслушивающих мою исповедь. И мне они ох как не понравились. Нет, пожалуй, ни Надеждин, ни его люди не сочтут меня психом. Скорее всего в словах оружейного барона Ветрова они узреют какой-то подвох, какой-то корыстный план. Вот черт, заигрался! Запутался между правдой и частью правды, между тем, что можно говорить и тем, с чем лучше бы обождать. Короче, хотел лучше, а получилось как всегда.
— Ладно, — угрюмо подытожил Митрофаныч. — За информацию спасибо, а со всем остальным… Со всем остальным мы уж как-нибудь сами разберемся.
— Валяйте, разбирайтесь, — мне не было смысла ни настаивать на своей правоте, ни требовать прислушаться к моим словам. Все это было теперь лишь пустым сотрясанием воздуха.
— Ты лучше скажи, — Подольский руководитель слегка развернул свою коляску, чтобы оказаться со мной лицом к лицу. — Заказ наш выполнил?
— Осколочные выстрелы к «семерке» и патроны 12,7 милиметров, — я продемонстрировал, что все прекрасно помню.
— Они самые.
— Нет, не привез, — пришлось отрицательно покачать головой. — Я вообще-то к вам не планировал. А когда с Одинцово такое приключилось… тут уж пришлось завернуть, людей завести.
— А почему эти люди с Крайчеком не ушли? — зацепился за мои слова усач в дорогой куртке.
— У каждого человека своя голова на плечах, — я решил больше не углубляться в какие-либо объяснения, а лишь ограничиться общими нейтральными ответами. — Эти решили, что им с Крайчеком не по пути.
