— А с кем по пути? — мужик буравил меня глазами.
— Может с вами, — я выдержал этот взгляд. — Если, конечно, они изъявят желание здесь остаться.
— Четверо из них профессиональные военные, — напомнил Дима Устинов. — Бывший спецназ Красногорска. Они бы нам очень пригодились.
— Весь Красногорск погиб, а их спецназовцы живы, — задумчиво, словно разговаривая сам с собой, произнес все тот же зажиточный джентльмен. — Интересно получается…
— Как там все обернулось, можете спросить у них самих, — меня просто бесила ставшая уже нормой манера в каждом моем слове выискивать потаенную темную сторону.
— Конечно же спросим, не сомневайся, — подписался за своего товарища военный в офицерском бушлате. — Все выясним, не будь я Морозов.
Ах вот это кто! Фамилия Морозов сразу всплыла в памяти. Ну да, конечно, Илья Морозов, героическая личность, командир местной народной дружины, борец с беспорядками, разгильдяйством и пьянством. Им даже детей пугают: «Придет Морозов и отправит тебя выгребать дерьмо из туалетов».
— Ну, а сейчас у тебя хоть что-нибудь для нас найдется? — поинтересовался Миторофаныч. — Хоть патроны. 5,45 мы в этом месяце хорошенько потратили.
— Пустой я, — пришлось вновь отрицательно качать головой. — Все запасы в Одинцово спустил. Сам чуть там не остался. Вы машину то мою видели?
— Это точно. Страшно глядеть. Пулеметы теперь только на металлолом, — подтвердил Устинов, пожалуй, единственный человек в комнате, который продолжал мне всецело доверять, у которого не возникло и тени каких-либо мерзких подозрений.
— Значит, пустой, говоришь, — Надеждин обменялся короткими быстрыми взглядами со своими подчиненными, и надо сказать взгляды эти мне очень не понравились. — А к нам надолго? Когда опять в путь-дорогу?
— Подремонтироваться чуток надо, подзаправиться, — я в упор поглядел на Митрофаныча. — Солярки то дадите? И продуктов малость?
— Времена грядут тяжелые… — начал было Морозов, но Надеждин его перебил.
— Немного дадим, литров восемьдесят. Больше пока не можем, — Митрофаныч ответил на вопрос о дизтопливе, но как бы не заметил темы с провизией.
— И на том спасибо.
Я сразу смекнул, что восемьдесят литров это как раз тот минимум, который позволит местной администрации выпроводить меня со спокойной душой. Типа, до соседей Ветров доберется, а там это его проблемы. Вот цирк-зоопарк, здорово они меня! Показали, знай, мол, свое место. Хотя во времена нашего полного взаимопонимания и дружбы я бы определенно раскрутил их на полные баки, ну а нынче… Нынче все очень и очень усложнилось. И это я еще не сказал Подольчанам, что в ближайшее время они вообще не получат никакого оружия, никаких боеприпасов, а может и вовсе это наша последняя встреча. Кто ж его ведает, как там сложится, на Проклятых землях?
Дальше разговор как-то не заладился. Мои собеседники уже практически между собой обсуждали возможность или невозможность существования «Железного острова», проблемы и сложности, которые непременно должны были возникнуть у его жителей. Все эти разговоры я слушал невнимательно. Во- первых, потому что в данный момент эта тема меня как-то совсем не занимала, а во-вторых, потому что чертовски устал. В таком состоянии хотелось просто замереть, затихнуть. Не важно сидя или лежа, главное чтобы был покой и никакая сволочь тебя не трогала.
Наверное мой измученный организм так и поступил. Повернув какой-то невидимый верньер, он уменьшил голоса сидящих рядом людей и позволил мне погрузиться в легкое забытье. Правда это было лишь забытье от событий, происходящих здесь и сейчас. Что же касается прошлого… В голове плавно, сменяя друг друга, в строгом хронологическом порядке стали проплывать картины сегодняшнего дня. Смерть здоровяка морпеха, черный, словно обугленный Троицк, Хозяин леса, Серебрянцев со своей установкой, неизвестно кем расстрелянная колонна, таинственный город на месте коттеджного поселка, кладбище, полное упырей, взрыв гранаты, контузия Лизы, ранение Пашки… Цирк-зоопарк, Пашка! Вдруг вспомнив о мальчишке, я встрепенулся. Сколько же времени прошло с тех пор, как я покинул местную больничку? В поисках часов мой взгляд пробежал по запястьям соседей. Первым на глаза попался старенький тертый «Полет», красовавшийся на руке Устинова.
— Сколько там на твоих золоченых? — я ткнул Диму в бок.
— Одиннадцать скоро, — тот мельком взглянул на циферблат.
— Спешишь куда? — наше перешептывание не укрылось от Морозова.
— Спешу, — я сперва хотел не углубляться в объяснения и проучить этого местного Лаврентия Берию, но в комнате вдруг повисла напряженная тишина. Разрядить ее кроме меня больше было некому. — Я тут пацана привез. Без сознания он. Ваш доктор вколол ему что-то и сказал, что через час все выяснится. Так вот час уже давно прошел. — Прояснив ситуацию, я счел, что формальности улажены и можно, так сказать, откланяться. — Так что, пожалуй, пойду. Выясню как там дела. А поговорить мы еще успеем. Мне у вас дня два, а то и три погостить придется. Если не выгоните, конечно. — Тут я невесело улыбнулся, тем самым отплачивая всем тем, кого раньше называл товарищами.
Ушел я, как говорится, громко хлопнув дверью. Ну вообще-то не особо громко… А так, умеренно. Все же, как-никак, в гостях. Скандалить не стоит, а то еще чего доброго выпрут. А вот тонко и элегантно намекнуть, что козлы они все, это да, это вполне даже можно.
Подействовал ли грохот закрывшейся двери на местный актив, не знаю. Зато я совершенно ясно понял, что разбудил небольшого человечка, прикемарившего прямо на полу полутемного холла. Фигурка вздрогнула и резким рывком села. Мятая бейсболка с головы спала, и по плечам рассыпалась копна густых каштановых волос.
— Лиза?! — я рванулся к девушке. — Ты что тут делаешь? Как Павел?
— Все нормально, — спросонья моя подруга терла кулаками глаза. — Он пришел в себя.
— Фух, слава богу! — я схватил девчонку под руки и одним рывком поднял с пола. В еще недавно переломанных ребрах почувствовалась легкая ноющая боль, но она уже совсем не тяготила. — А ты чего тут? К тому же на холодном разлеглась! Простудишься, потом еще и тебя лечить.
— Я тебя ждала, — Лиза виновато улыбнулась. — Ты же сказал, что ненадолго. Поэтому я и решила… Даже вот поесть тебе принесла.
Она указала на стоявшую на полу битую эмалированную миску с какой-то мутной клейкой массой внутри. В ней как свечка в подсвечнике торчала погнутая алюминиевая ложка.
— Овсянка, — догадался я.
— Овсянка, — кивнула моя подруга. — Язвенники поделились. Решили, что чем быстрее ее съедят, тем раньше им что-то другое приготовят.
— Наивные, — я наклонился и поднял с пола миску.
— Холодная уже, — Лиза с сожалением развела руками.
— Солдатам не привыкать, — я выдернул ложку.
— Прямо здесь будешь есть?
— Говорю же, солдатам не привыкать.
С этими словами я быстро стал запихивать в рот ложку за ложкой. Клейкую солоноватую кашу глотал практически не жуя. Цирк-зоопарк, я только сейчас осознал как голоден! Лиза наблюдала за мной с легкой улыбкой.
— Ты прямо как мой папа. Тот тоже все куда-то спешил и ел на ходу.
Это сравнение меня как-то уж больно проняло. Папа… Все верно, я ей как раз в папы и гожусь. И отношение у меня сейчас к этой девчонке по большей части теплое, отцовское. Куда-то запропастилось то чувство зверского голода, которое испытывает самец при виде аппетитной самки. Еще раз прислушавшись к самому себе, я понял что не ошибся. Сейчас мы просто близкие люди, отец и дочь, ну или, в крайнем случае, брат и сестра.
И все же мужское самолюбие, загнанное в дальний глухой угол, пыталось протестовать. Оно нашептывало мне, что была страсть, был трепет, что прошлой ночью в Одинцовском убежище мы неистово желали друг друга.
