шлеме, украшенном золотыми крыльями, тоже наклонились вниз — Пол отвел их рукой в сторону. Несколько зондов разведчиков, следивших за передвижением аргунов, непрерывно передавали крупные и общие планы по всем каналам связи. Эриксон увидел человека в черном десантном комбинезоне, верхом, возглавлявшего бесконечную, хорошо выстроенную колонну. На человеке была уже ставшая привычной черная повязка, закрывавшая по самые глаза нижнюю часть лица.
— Чаминг… — прошептал капитан.
И, словно услышав его, черный всадник помахал рукой.
— Наглец, — вырвалось у Эриксона. — Идет не таясь…
— Через полчаса он будет здесь, — сказал подошедший Петр Мейси, люди которого — и лично он сам — отвечали за безопасность джада во время битвы. — Авангард аргунов уже занял боевые позиции. Может быть, атаковать их… для разминки?
Капитан внимательно посмотрел на командира дисциплинарной службы. Его начищенный до блеска шлем без забрала весело блестел на солнце, панцирь превращал и без того не худенького Петра просто в гиганта. Алая короткая туника, ослепительно белый плащ — все это делало его похожим на кого угодно, только не на члена экипажа транс галактического экспедиционного крейсера.
Левая рука Мейси спокойно лежала на рукояти короткого прямого меча, спрятанного в богато украшенные ножны. Взгляд у Петра был прямой, спокойный — воин! Настоящий воин!
— Не хотел бы я скрестить с тобой мечи, — произнес Эриксон. — А разминки никакой не надо… Не хватало только вспугнуть Чаминга. Пусть подтягивается…
Восьмидесятитысячная армия геян уже была построена. Впереди с большими выпуклыми прямоугольными щитами стояли фалангисты. Они с помощью своих длинных копий должны были свести на нет первый, самый яростный натиск аргунов. Как только бой перейдет в ближний, копьеносцы станут обычными пехотинцами, вооруженными мечами и маленькими щитами, которые были укреплены у них за спинами.
На флангах, защищенные щитами фалангистов, расположились лучники. Их задача — осыпать стрелами приблизившихся на выстрел врагов. Проблем с боекомплектом у лучников не должно было быть никаких: «поле» обеспечит любую потребность в стрелах. На случай все того же ближнего боя лучники тоже должны были взяться за мечи.
В центре, за фалангистами, сосредоточились главные силы геян — тяжелая пехота. У каждого — прочный панцирь, шлем с забралом, украшенный белыми перьями, меч, железный наручник на левой руке, железные подколенники на обеих ногах, десять дротиков за спиной, обоюдоострый кинжал в ножнах. Рассчитывать на «поле» во время битвы, когда ситуация будет меняться каждую секунду — ведь стоять и ждать, когда прибудет «заказ», не позволит враг, — им не приходилось. Надежда у тяжелой пехоты была только на собственные силы. Кое-кто из людей Эриксона был «вооружен» еще и инъекторами, заряженными большой дозой препарата, способного мгновенно вывести из строя даже самого сильного аргуна.
Как только стало понятно, что стычки на мечах не избежать, Эриксон еще раз вернулся к вопросу: во что одеть армию? Что предпочесть: панцири или десантные комбинезоны, которые как амуниция для ведения боя на мечах в принципе ничем не отличались от скафандров?
Комбинезоны были достаточно прочными, чтобы защитить тело от открытых ран, но слишком эластичными. Сильный удар мечом по ключице ломал кость, как сухую ветку, выводя солдата из строя. Капитан вспомнил Эву, которой комбинезон спас жизнь, защитив от аргунских стрел, но не смог уберечь от многочисленных переломов, вызвавших разрывы внутренних тканей…
Сильный удар мечом по ключице, защищенной прочным панцирем, не приносил абсолютно никакого вреда. Но оставались открытыми руки и ноги. Усиление комбинезона панцирем, наручниками, наколенниками приводило к сбою системы внутреннего микроклимата, что тоже очень быстро выводило солдата из строя — он получал тепловой удар. Избежать подобного можно было только одним способом: сделать разрезы. А это те же самые открытые участки тела!.. Взвесив все «за» и «против», Эриксон выбрал панцири, а к ним короткие алые туники с золотой каймой, белые плащи и белые с алыми перья…
«В конце концов, — повторял про себя капитан, — все равно победит тот, кто лучше подготовлен. Кто лучше владеет мечом».
А подготовка геян, судя по тем «показательным» боям, которые Жан провел в лагере аргунов, была отменной. Именно с помощью командира десантников были сделаны программы физических стереотипов владения всеми видами холодного оружия. Программы моментально размножили, их быстро изучили все в Атлантее и поддержавшие капитана континентальные поселенцы, способные держать оружие. Более того, каждый из будущих солдат прошел полную десантную обработку, получив все положенные прививки, включая и фотопрививку тоже.
Но армия Эриксона, пусть даже хорошо обученная, хорошо вооруженная и физически крепкая, составила всего около восьмидесяти тысяч человек.
Такой армии было, конечно, недостаточно для того, чтобы одержать полную победу над стосорокатысячнои армией Чаминга, тоже отлично обученной, не ведавшей ни страха, ни жалости. Но шансы на победу — реальные шансы — были. Эриксон очень надеялся на Жана Браге и Александра Полонского, которые еще ночью заняли свои боевые позиции и теперь ждали только приказа Великого джада о вступлении в бой.
Пол в который раз украдкой бросил взгляд туда, где сидели в засаде командиры… Ему очень хотелось спросить у обоих, как дела, но это могло демаскировать его людей: Чаминг прослушивал эфир. Капитан ограничился одним только взглядом. Там, куда он посмотрел, было пусто и голо…
Меньше чем через полчаса полоска горизонта из светлой стала черной — там остановилась армия Чаминга, который, видимо, был п растерянности и решал вопрос: отступить или принять бой на пространстве, где он не сможет развернуть конницу — свое главное преимущество.
Внимательно осмотрев место предстоящего побоища, Чаминг принял решение.
По тому, как он начал раздавать приказания своим порученцам, как все пришло в движение, капитан понял, что вызов принят…
Аргуны пошли вперед тремя колоннами, вслед за которыми развернулись шеренги с копьями наперевес. Те, кто находился впереди, чья задача была проста — сделать проходы в фалангах геян, не могли не понимать, что идут на верную смерть от копья или стрелы. Но казалось, слово «смерть» им неведомо. Казалось, они озабочены только одним: как удержать идеально ровный строй на усеянном камнями пространстве. Развевавшиеся на ветру алые плащи и разноцветные перья, сверкавшие на солнце металлические детали амуниции, ритм, который аргуны отбивали для самих себя ударами мечей о щиты, — все это могло поколебать стойкость кого угодно, но только не людей Эриксона.
Они сошлись со звуком, который, наверное, издает лавина, сходящая с горы в самый триумфальный миг своего сокрушительного скольжения к подножию.
Тысячи щитов разом ударились о тысячи вражеских щитов. Тысячи глоток изрыгнули одновременно слова проклятий, а которых потонули крики первых убитых и раненых. Землю накрыла густая тень, отброшенная бесчисленным количеством стрел, взметнувшихся с обеих сторон в небо…
Эриксон стоял на возвышении в нескольких десятках метров от своего арьергарда и хмуро наблюдал за ходом сражения. Иногда он снимал шлем, украшенный перьями, и надевал другой — десантный и вдруг словно оказывался в самой гуще дерущихся: крепкий запах пота, сладковатый запах крови, перекошенные яростью лица, мелькавшие перед глазами руки с почерневшим от крови оружием.
В поле его зрения случайно попал главный мусорщик Семен Выпивайко. Он обрушивал меч на головы воинов в белых и голубых туниках и вновь и вновь повторял растянутую на два, по количеству слов, удара фразу:
— Будет… чисто… Будет… чисто…
Пол видел, как впилась ему в шею стрела. Выпивайко резким движением выдернул ее и рухнул на землю…
Капитан ничем не мог помочь ему. Как не мог помочь уже тысячам убитых и раненых, стоны которых превратились в сплошной гул, прорывавшийся сквозь звон нашедших друг друга мечей.
Пол душой рвался туда, где шла сеча, где решалась судьба Атлантеи, где погибали его — ЕГО! — люди. Но он руководил сражением, а потому оставался на месте, стараясь не пропустить момент, когда
