произвели на нее никакого впечатления. Повозившись немного с подушками, она добавила: – Спокойной ночи. Спите крепко. Не слишком задерживайтесь здесь, мисс. – С тем же суровым видом она повернулась и вышла. Скоро придет ночная сиделка. Ночной сиделкой был молодой пуэрториканец, студент городского колледжа. Он целыми ночами просиживал в углу палаты, читая учебники при свете тщательно затененной лампы. У него была только одна обязанность: вызвать из коридора дежурного врача, если ему покажется, что Крейг умирает. Пока что дежурного врача ему не приходилось вызывать.
– О папа, – опять проговорила Энн дрожащим голосом. – Я не могу видеть тебя в таком положении.
Эгоизм юности, прозвучавший в ее словах, вызвал у него легкую усмешку. Я, я, я.
– Это не по моей вине, нет, папа?
– Конечно, не по твоей.
– Если тебе трудно говорить – не говори.
– Я могу говорить, – раздраженно сказал он. Раздражала его болезнь, а не Энн, но он увидел по ее глазам, что она приняла его тон на свой счет, – Мы приехали, как только Йен получил от мистера Томаса телеграмму, – сказала Энн. – Мы были в Лондоне. «Интересно, – подумал Крейг, – у кого Уодли занял деньги на дорогу». Но он не спросил.
– Хорошо, что приехала, – только и сказал он.
– Ты ведь поправишься, да? – с волнением спросила Энн Лицо у нее было бледное. Плохая путешественница. Крейг вспомнил, что, когда она была девочкой, ему всегда приходилось останавливать машину, потому что ее укачивало, – Конечно, поправлюсь, – сказал он.
– Я вчера разговаривала с доктором Гибсоном – я пошла в больницу сразу же, как мы приехали, только мне сказали, что к тебе еще нельзя, – доктор Гибсон не сказал мне ни «да» ни «нет», когда я спросила его о тебе. Он говорит: «Только время покажет». Ненавижу врачей.
– Он очень хороший врач, – возразил Крейг. Он питал глубокую симпатию к доктору Гибсону – спокойному, деловитому, скромному, надежному человеку. Он просто не любит разыгрывать из себя пророка.
– Но мог же он хотя бы чуточку обнадежить! – по-детски воскликнула она.
– Видимо, он считает, что это не входит в его обязанности.
– Ты не должен стараться быть стоиком, – сказала Энн, – Йен говорит, что ты стоик. – «Ну вот, уже цитирует своего любовника», подумал Крейг – Он говорит, что с наше время такое отношение к жизни не приносит пользы.
– Налей мне, родная, стакан воды, – попросил Крейг. С него достаточно было цитат из коллекции мудрых изречений Йена Уодли. Пить ему, в сущности, не хотелось, но Энн была смущена и растерянна, и Крейг надеялся, что, попросив ее об этой маленькой услуге, он, быть может, сумеет пробить брешь в стене отчуждения, разделявшей их. Он заметил, что слово «родная» обрадовало ее. Он отпил немного из стакана, – А у тебя будут еще посетители, – сказала она. – Завтра приезжает мама и…
– О господи. Как она узнала?
– Я позвонила ей, ответила Энн с виноватым видом. – Она ужасно расстроилась. Ты не сердишься, что я ей сказала?
– Нет, – солгал он.
– Обычная человечность.
– Согласен, – нетерпеливо сказал Крейг – Согласен. Обычная человечность.
– И Гейл тоже едет, – сказала Энн, – Ей тоже ты звонила? – Да. Я делала лишь то, что считала правильным, папа. Ты на меня не сердишься? – Нет. – Крейг поставил стакан на столик, обессилено откинулся на подушки, показывая Энн, что устал и хочет быть один.
– Я должна перед тобой извиниться. Когда я писала тебе письмо, то так спешила, что ничего не сказала о твоем сценарии. Не знаю, имеет ли это для тебя какое-нибудь значение, но я от него в восторге и должна была тебе сказать.
– У тебя другое было на уме.
– Конечно, ты вправе иронизировать, – смиренно сказала она. – Во всяком случае, я в восторге. И Йен тоже. Он хотел, чтобы я тебе это сказала.
– Вот и славно.
– Он уже разговаривал с мистером Томасом. Их мнения о сценарии во многом схожи. Они оба уверены в успехе.
– Вот и славно, – повторил Крейг.
– Конечно, мистер Томас обо мне еще ничего не тает. – Она замялась. – Йен боится, что из-за меня ты будешь против него. Я имею в виду, против того, чтобы он работал над сценарием. – Она хотела услышать, что Крейг на это ответит, но тот молчал. – Я сказала Йену, что ты слишком благороден, чтобы становиться ему поперек дороги только из-за того, что… – Она не договорила.
– Я уже не тот благородный человек, что был на прошлой неделе, – сказал Крейг.
– Йену страшно нужна работа, – сказала Энн. – Он говорит, что без нее он не чувствует почвы под ногами. Он был в ужасном положении… Ты ему не откажешь, папа, правда? – Она уже умоляла.
– Нет, не откажу, – сказал он.
– Я так и знала. – Она сказала это тоном маленькой девочки, которой папа обещал веселую загородную прогулку и для которой не существует ни больниц, ни боли, ни крови. – Йен сейчас внизу. Он очень хотел бы прийти сюда и поздороваться. Он ужасно тревожится за тебя. Можно, я позову его? На минутку.
– А шел бы он… – выругался Крейг. Энн ахнула от неожиданности. Если ему не изменяет память, он еще ни разу при ней так не бранился.
