– Долгое время. Не будем обманывать себя, Джесс. Вам не нужны ни я, ни ваша контора. Вам еще пять лет назад надо было закрыть ее. Вы только из-за меня ее и держали.
– Какая чушь, – сказал он нарочито резким тоном. Она знала, что он говорит неправду, но ложь в данном случае была необходима.
– К тому же я и неприятностей натерпелась, – тихо сказала она. – С меня хватит. Уеду из Нью-Йорка. Больше здесь не могу. Сумасшедший дом какой-то. На днях ограбили двух моих знакомых. Средь бела дня. Племянника за пачку сигарет ударили в грудь ножом. Едва не умер. Вечером из квартиры боюсь выйти. Целый год не была ни в кино, ни даже в театре. В дверь четыре разных замка врезала. Всякий раз, когда на моем этаже открывается лифт, я вся дрожу. Джесс, если им так уж нужен этот город, пусть они возьмут его.
– Куда вы поедете? – мягко спросил он.
– У моей мамы в Ньютауне есть дом. Она нездорова, и я буду ей помогать. Это прелестный тихий городок, по его улицам можно спокойно ходить.
– Может, и я туда перееду, – сказал он полушутя-полусерьезно.
– Это было бы совсем неплохо.
– А чем вы будете зарабатывать себе на жизнь? – Вечная проблема, от нее никуда не уйдешь.
– Мне много не надо, – сказала она. – Да и скопить удалось порядочно. Благодаря вам, Джесс. Вы замечательно щедрый человек, и я хочу, чтобы вы знали мое мнение о вас.
– Вы же работали.
– Я работала у вас с удовольствием. Мне повезло. Это было лучше всякого брака. А я на них достаточно насмотрелась.
Крейг засмеялся.
– Это ни о чем не говорит.
– Для меня говорит, – сказала она. – Договор на аренду конторы истекает в этом месяце. Сказать им, что мы не будем его продлевать? – Она разглядывала свои кроваво-красные ногти и ждала ответа.
– Долгий и славный путь мы с вами прошли, а, Белинда? – ласково заметил Крейг.
– Да. Долгий и славный путь.
– Скажите им, что продлевать не будем.
– Они не удивятся.
– Белинда. Подойдите ближе и поцелуйте меня.
Она чинно поцеловала его в щеку. Обнять ее он не мог из-за трубки, подведенной к руке. Когда она выпрямилась снова, он спросил:
– Белинда, а кто же будет готовить мне на подпись чеки?
– Сами готовьте. Вы же большой, взрослый мужчина. Только не выписывайте слишком много.
– Постараюсь.
– Если я останусь здесь еще хотя бы на минуту, то разревусь, – сказала она и выбежала из комнаты.
Он откинулся на подушки и устремил взгляд в потолок. «Итак, двадцать три года долой, – подумал он. – Прибавь к ним двадцать один год, прожитый с женой. Отбыл сразу два срока. Поработал я сегодня на славу».
Когда Констанс вошла в палату, он спал. Ему приснилось, будто его целует женщина, которую он никак не может узнать. Открыв глаза, он увидел, что рядом стоит Кинстанс и без улыбки смотрит на него сверху.
– Здравствуй, – сказал он.
– Если ты хочешь спать, то спи. Я просто посижу здесь и посмотрю на тебя.
– Я не хочу спать. – Она стояла с той стороны кровати, где не было трубки для вливания, так что он мог взять ее руку в свою. Ладонь у нее была холодная и твердая. Она улыбнулась ему.
– Ты не стригись. Длинные волосы очень тебе идут.
– Еще неделя, – сказал он, – и я смогу выступать на Вудстокском фестивале. – Он решил выдержать разговор в шутливом тоне. Констанс – не жена и не Белинда Коэн. Им не стоит обижать друг друга и не стоит напоминать друг другу о лучших временах, когда они были вместе.
Она пододвинула стул к самой койке и села. На ней было черное платье, не придававшее, впрочем, ей траурного вида. Красивое, кажущееся безмятежным лицо. Волосы, зачесанные назад, открывали широкий прекрасный лоб.
– Скажи по буквам «Мейраг». – Эти слова вырвались у него как-то сами собой, и он тут же пожалел о них. Но она засмеялась, все хорошо.
– А ты явно поправляешься.
– Быстро, – сказал он.
– Быстро. Я уж боялась, что так и не смогу тебя повидать. Завтра мне возвращаться в Париж.
– Вот как.
Наступило молчание. Потом она спросила:
