– Спи. Спи, моя истинная любовь.
И она ушла. Он знал, что должен задать ей вопрос, но забыл какой.
Он почти уже кончил укладываться. Он путешествовал налегке, поэтому, куда бы он ни ехал, мог собраться за четверть часа. Он заказал разговор с Парижем, но телефонистка сказала, что все линии заняты. Он попросил ее все же попробовать пробиться.
Когда телефон зазвонил, он с неохотой взял трубку.
Не очень-то приятно объяснять Констанс, что он не будет обедать с ней в понедельник. Но на проводе оказалась не Констанс. Это был Бейард Пэтти, он говорил таким голосом, словно кто-то сдавил ему горло:
– Я в холле, мистер Крейг. Мне надо вас увидеть.
– Я укладываюсь, и к тому же…
– Говорю вам, мне надо вас увидеть, – задыхался Пэтти. – У меня вести от Энн.
– Поднимайся ко мне, – сказал Крейг и назвал ему номер своего «люкса».
Когда Пэтти вошел в комнату, вид у него был дикий – волосы и борода всклокочены, глаза воспалены, точно он не спал несколько суток.
– Ваша дочь, – сказал он тоном обвинителя, – знаете, что она сделала? Удрала с этим жирным старым пьяницей – писателем Йеном Уодли.
– Подожди, – сказал Крейг и сел. Это была автоматическая реакция в попытке собраться с мыслями, соблюсти хотя бы видимость приличий. – Не может быть. Это невозможно.
– Вы говорите «невозможно». – Пэтти стоял прямо перед ним и судорожно размахивал руками. – Вы же не разговаривали с ней.
– Откуда она звонила? – Я спросил. Она не сказала. Только сказала, что она со мной порывает, что я должен забыть про нее – она теперь с другим. С этим жирным старым пьяницей…
– Минутку. – Крейг встал и подошел к телефону.
– Кому вы звоните?
Крейг попросил телефонистку набрать номер гостиницы Уодли.
– Успокойся, Бейард, – сказал он, дожидаясь, когда его соединят.
– Вы говорите «успокойся». Вы ее отец. Вы спокойны? – Пэтти подошел и встал рядом с Крейгом, словно не доверяя ему и желая собственными ушами услышать все, что скажут по телефону.
Когда телефонистка в гостинице Уодли ответила, Крейг сказал:
– Monsieur Wadleigh, s'il vous plait.[35]
– Monsieur Wadleigh n'est pa la,[36] – сказала телефонистка.
– Что она говорит? – громко спросил Пэтти.
Крейг жестом велел ему замолчать.
– Vous etes sure, madame.[37]
– Oui, oui, – нетерпеливо ответила телефонистка, – il est parti.[38]
– Parti ou sorti, madame.[39]
– Parti, parti! – Телефонистка повысила голос. – I! est parti hier matin. [40]
– A-t-il laisse' une adresse?[41]
– Non, monsieur, non! Rien! Rien![42] – Женщина уже кричала. Фестиваль начинал сказываться на нервах гостиничных телефонисток. Связь прервалась.
– Ну, что вы узнали? – требовательно спросил Пэтти.
Крейг тяжело вздохнул.
– Уодли вчера утром расплатился и съехал. Нового адреса не оставил. Вот тебе урок французского языка.
– Что же вы теперь собираетесь делать? – спросил Пэтти. Вид у него был такой, точно он сейчас кого-то ударит. «Наверное, меня», – подумал Крейг.
– Собираюсь уложить вещи, – сказал он. – Уплатить по счету, поехать в аэропорт и улететь в Нью-Йорк.
– И не собираетесь искать ее? – с изумлением спросил Пэтти.
– Нет.
– Да что же вы за отец?!
– Отец как отец. Видимо, в наши дни таким и надо быть.
– Будь я ее отцом, я бы разыскал этого мерзавца и задушил собственными руками.
– Значит, у нас с тобой разные понятия о родительском долге, Бейард.
– Это же ваша вина, мистер Крейг, – с горечью сказал Пэтти. – Вы испортили ее. Своим образом жизни.
